Порог открытой двери | страница 38
В подножии обрыва морю еще в давние времена попался мягкий камень. Вода вымыла его начисто, выдолбив на его месте широкую каменную чашу с пологими краями. Даже в глубокий отлив в чаше оставалась вода.
— Смотри, — сказал Толян.
Наташа наклонилась и ахнула: на черном дне чаши распускались белые цветы! Нежнейшие, почти прозрачные лепестки реяли в неподвижной воде, словно бы тянулись к солнцу. Наташа подняла руку — резкая тень упала на воду… и цветы исчезли! Только серые комочки остались на каменистом дне.
— Не пугай их, — предупредил Толян, — это же актинии, они живые. Видишь, ты убрала руку, и они опять раскрылись, ждут.
— Чего ждут?
— Добычи. Все уже забыла, что учили по зоологии, — чуть грустно улыбнулся Толян. — Они ведь хищники, питаются тем, что море к ним в ловушку забросит.
— Вот противные! — сморщилась Наташа.
Лицо Толяна погасло. Он посмотрел на нее с печальным недоумением. Может быть, он впервые подумал о том, что не так-то просто открыть для Натащи его собственный мир. А Наташа чувствовала, что сказала не то, что нужно, но не хотела признаться в этом и нарочно не смотрела больше на море. Но говорить-то надо было о чем-то, иначе сразу делалось не по себе, оттого что они вдвоем ушли от всех.
— А вон смотри, там фиалки расцвели! — показала Наташа на обрыв.
— Не фиалки, а сердечник грустный, — поправил ее Толян и тоже посмотрел вверх.
Обрыв был крутой, неприступный, и растения селились на нем этажами. Каждая случайная водомоина идя щель — чье-то жилье.
Ниже всего, там, где в сильный прибой наверняка доставали волны, уцелел только неистребимый девясил. Толстые ростки в беловатой шерстке лезли из-под каждого камня. Чуть выше поселились ирисы, голубой журавельник и розовая княженика. А еще выше, на желтом языке крошечной осыпи, цвел сердечник, чьи сиреневатые цветы действительно напоминали разбитое сердце. И везде, где только находилась хоть малейшая трещина, цеплялись плети колымского ломоноса, бугрились сизые камнеломки. Поздним летом вспыхнет по всему обрыву прощальный пожар кипрея и желтой рябинки, заколосится радужный лисохвост…
— Я хочу те фиалки, — почти приказала Наташа. — Ты мне их достанешь?
Толян неловко поежился, потом посмотрел ей в лицо:
— Достать я могу. Но я не буду. Они ведь не нужны тебе. А сердечник — большая редкость. Его и так скоро переведут базарные торговки. Не сердись на меня!
Наташа некоторое время смотрела на Толяна, как на чужого, потом вздохнула:
