В таком состоянии и увидела его в очередной раз Аришка.
— Чего такой мрачный, Ванечка?
— Будешь мрачный. Когда купец пребывает?
— Завтра, Ванечка.
Девушка посмотрела на узника печальными глазами и почему-то вздохнула.
— Беда тебя ждет, горемычный ты мой. Петр Дмитрич казнить тебя будет.
— Да уж на меды и яства не покличет, — усмехнулся Ванька.
— От Митьки слышала. Бить тебя прикажет смертным боем. Уж так жаль мне тебя, Ванечка.
— Жаль? — сердито глянул на Аришку узник и громыхнул цепью. — Если бы жалела, то бы расковала меня и на волю вывела.
— Расковать мне тебя не под силу, Ванечка, а на волю ты и без меня выйдешь.
— Из мертвых воскресну и на небеса, как Христос вознесусь? Вздор несешь. Не трави душу! Убирайся!
Ванька рассвирепел, ему показалось, что прелюба купца издевается над ним. Но Аришка посмотрела на него такими умиленными глазами, что у парня всякая злость улетучилась.
— Не серчай, Ванечка. Я знаю то, отчего душа твоя возрадуется.
— ?
— Когда тебя приведут к нашему барину, воскликни: «Слово и дело государево!»[38] Слышал небось, о таком?
— Само собой. Но мне-то, какой прок такие страшные слова кукарекать?
— Есть прок, Ванечка. Не хотела сказывать, но сердечку не прикажешь… Пять дней назад Митька Косой со своими дружками гарнизонного солдата, человека государева, изрядно напоили, завернули в рогожу и в заброшенный колодезь кинули. Ишь, какие страсти. Барину-то нашему не поздоровится.
Ванька уставился на девушку ошалелыми глазами.
— Неужели правда, Аришка? Чудеса лезут на небеса. Как изведала?
— Своими глазами видела, как холопы служивого в колодезь сбросили. Я в ту пору в старом вишняке была, но меня не приметили.
— Диковинная история, Аришка, — крутанул головой Ванька. — И зачем надо было солдата убивать? Какой резон?
— Был резон, Ванечка. Я все слышала, а ты запоминай…
Глава 11
Слово и дело государево!
Петр Дмитрич был крайне удивлен, когда перед ним предстал грабитель, ибо несколько дней по его приказу на Ваньку был наложен «великий пост», дабы тот сидел без капли воды и без крошки хлеба.
Хозяин думал увидеть перед собой изможденного человека, измученного гладом и жаждою, а тут — стоит как ни в чем не бывало: крепкий, ничуть не похудевший, а главное глаза (какие там смиренные!) — вызывающие, дерзкие, и эти глаза настолько возмутили Петра Дмитрича, что он тотчас без лишних вопросов приказал:
— Раздеть догола и высечь розгами!
— Сколь ударов, ваше степенство? — спросил ухмыляющийся Митька.
