— Ты чего, служивый, руки растопырил? — спросил Митька.
— Слезай, холопья душа, разговор есть, — пошатываясь, ответил Григорий.
Но Митька, человек заносчивый, схватился за плетку.
— Я тебе дам холопья душа. Посторонись!
— Ну и дурак. Помышлял о Ваньке сказать, а ты плеткой грозишься.
Митьку с коня как ветром сдуло.
— О Ваньке? Сказывай, служивый!
— Больно прыткий. Видел дулю? Вот так-то. Ты допрежь меня чарочкой угости, а то — язык на замок.
— Угощу, служивый, хоть штоф!
— Другой разговор, православные, — возрадовался Григорий. — Тогда пойдем во двор.
Угощали солдата в саду, подле заброшенного колодца. Служилый после третьей чарки и вовсе разбухарился:
— Теперь я как барин заживу. Денщика — в услужение, будет у меня на цырлах ходить. Ать, два!
— Гриша, хватить болтать. Где вор прячется?
— Опять торопишься. Дайкось еще чарочку… Как говорится, пей досуха, чтоб не болело брюхо.
Гриша выпил, крякнул и огладил широкой ладонью живот.
— Лепота. Будто Христос по чреву в лопаточках пробежался. Лепота, православные! Ныне я за пятьдесят целковых весь полк в вине утоплю. Веди меня к хозяину!
— Сведем, Гриша, но вначале надо Ваньку изловить. А вдруг ты наплетешь нам с три короба.
— Сам ты пустоплет, — обиделся служилый и заплетающимся языком продолжал. — Гришка Порфирьев в жисть никому не врал. Ванька в норке сидит, а норка в Козьем переулке, недалече от Панских рядов. Я сам вашего купчину к Ваньке поведу. Сам! А вам будет дырка от бублика.
Гриша вновь показал холопам кукиш и приложился к горлышку скляницы. Булькая горлом, допил остаток и рухнул под старую вишню.
— Готов, Гришка. Целый штоф вылакал… Что делать будем, братцы? — спросил Косой.
— А ты как полагаешь, Митька?
Косой толкнул солдата сапогом, но тот лишь что-то промычал, а затем и вовсе впал в пьяную дрему.
— Вы слышали, что он вякнул? Получим дырку от бублика. А ведь так и будет, братцы, коль купец изведает, кто нас на грабителя навел. И полушки не даст.
— Труба дело, Митька. Неуж без награды останемся?
— Без таких-то деньжищ? Ищи в другом месте дураков.
И Митька глянул на служилого такими ожесточенными глазами, что у него даже лицо перекосилось.
— Зрите колодец?
— Ну?
— Аль не допетрили?
Холопы переглянулись. Вестимо допетрили: лихое дело задумал Митька, рисковое, но пятьдесят золотых рублей на дороге не валяются. Такие деньги могут холопу только во сне пригрезиться.
— Ну что, потащили?
— Потащили, Митька.
Заброшенный колодец стал последним прибежищем Гришки Порфирьева.
