Дурную славу имели и зарядьевские кабаки, особенно зимой, когда они не закрывались и где коротали дни и ночи самые отпетые лесные разбойники, не нашедшие приюта в других местах. В кабаках они пропивались в дым, до последней одежонки, а посему и обитали в питейных домах до теплых дней.
Зарядье! Ванька, шагая по улочкам и переулкам, с удивлением глазел на каменные дома, в коих проживали богатые люди. Думалось: «И как только не боятся здесь жить? Поди, каждый богатей держит у себя по десятку оружных холопов. Ныне и Филатьев для своего сбереженья закупил ружья. Не подступись!
Ворота купца Давыдова были наглухо закрыты. Ванька постучал кулаком в дубовую, обитую железом калитку. Чуть погодя, оконце распахнулось, в коем обозначилось округлое лицо в черной кудлатой бороде.
— Чего надоть?
— Я — от купца Петра Дмитрича Филатьева к купцу Давыдову.
Привратник пытливо оглядел парня. В чистой кумачовой рубахе с шелковым пояском, в портках тонкого сукна, заправленных в добротные, но грязные сапоги. Но грязная обувь не смутила привратника. Зарядье!
— По какому делу, паря?
Ванька вытянул из-за пазухи кусок синей ткани.
— Аглицкая. Велено спросить их степенство: не купит ли сто аршин?
Привратник взял через оконце ткань и коротко буркнул:
— Жди.
Оконце вновь захлопнулось. Дело обыденное. Ванька прислонился к калитке и, посвистывая, стал посматривать на прохожих.
Пестрый шел народ: в зипунах, кафтанах, чугах, однорядках, но большинство в сермягах, обладателем которых был ремесленный люд. Попадались люди и в немецком платье с бритыми лицами.
А вот показалась нарядная пожилая барынька в богатом головном уборе, окружавшем голову в виде широкой ленты, концы которой соединялись на затылке; верх был покрыт цветной тканью; очелье украшено жемчугами и драгоценными камнями; спереди к кике были подвешены спадавшие до плеч жемчужные поднизи, по четыре с каждой стороны. Плечи барыньки покрывала соболья накидка, наброшенная на малиновый летник[16]. Шла в сопровождении рослого холопа.
Встречу же неторопко, покачивая широкими плечами, шел верзила в темно — зеленом полукафтане. Поравнявшись с барынькой, учтиво поклонился.
— Здорово жили, госпожа матушка. Шапчонка и соболя мне твои приглянулись. Сама отдашь или мне снять?
— Пошел прочь! — воскликнул холоп и тотчас от могучего кулака верзилы был повержен наземь.
Барынька, вмиг оставшись без соболей, испуганно охнула и без чувств рухнула подле холопа.
Верзила, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на прохожих, свернул к кабаку, что стоял в Кривом переулке.
