С острым чувством отвращения Марчелло украдкой наблюдал за всеми этими людьми. С ним так случалось всегда: он думал, что он нормальный, такой же, как все, когда представлял себе абстрактную толпу как одно большое войско, объединенное общими чувствами, взглядами, целями, и тогда приятно было ощущать себя его частичкой. Но едва из этой толпы начинали выделяться индивидуумы, иллюзия нормальности разбивалась об их различия, он не узнавал себя в них полностью и испытывал одновременно отвращение и отчужденность. Что было общего между ним и тремя подозрительными вульгарными типами, между ним и уличной девкой, между ним и убеленным сединами старцем, между ним и измученной, со всем смирившейся матерью? Ничего, кроме отвращения и жалости. "Клеричи", — раздался голос служителя. Он вздрогнул и встал. "Первая лестница направо". Не оборачиваясь, Марчелло направился к указанному месту.
Он поднялся по широченной парадной лестнице, в центре которой змеился красный ковер, и, преодолев второй лестничный марш, очутился на просторной площадке, куда выходили три большие двустворчатые двери. Он подошел к одной из них, открыл ее и оказался в полутемной гостиной. Там стоял длинный массивный стол, на нем, в середине, — глобус. Марчелло прошелся по гостиной, ей, вероятно, не пользовались, о чем свидетельствовали притворенные оконные ставни и зачехленные диваны, выстроившиеся вдоль стен.
Он открыл одну из многочисленных дверей и попал в узкий темный коридор, заставленный двумя рядами застекленных шкафов. В глубине коридора виднелась приоткрытая дверь, через нее просачивался свет. Марчелло подошел к двери и, поколебавшись, слегка толкнул ее. Им двигало любопытство, он хотел найти служителя, чтобы тот указал ему нужную комнату. Заглянув в щелку, он понял, что, по всей видимости, ошибся дверью. Перед ним вытянулась длинная узкая комната, освещенная мягким светом, лившимся из затянутого желтым окна. У окна стоял стол, за столом, спиной к окну, в профиль, сидел молодой дородный мужчина с широким тяжелым лицом. У стола, спиной к Марчелло, стояла женщина, одетая в легкое платье с большими черными цветами, на ней была широкополая черная кружевная шляпа с вуалью. Она была очень высокая, тонкая в талии, но широкоплечая, с пышными бедрами; Марчелло обратил внимание на ее длинные ноги с узкими щиколотками. Она наклонилась к столу и что-то тихо говорила мужчине, который слушал ее сидя, не шевелясь, глядя не на нее, а на свою руку, лежавшую на столе и поигрывавшую карандашом. Потом женщина встала рядом с креслом, напротив мужчины, лицом к окну, прислонившись к столу спиной и приняв более непринужденную позу. Черная шляпа, надвинутая на глаза, мешала Марчелло разглядеть ее лицо. Она чуть помедлила, потом, изогнувшись и приподняв ногу, словно склонялась к фонтану и пыталась поймать ртом струйку воды, неловким жестом приникла губами к губам мужчины, который позволил поцеловать себя, не шелохнувшись и ничем не показав, что поцелуй был ему приятен. Женщина откинулась назад, закрыв лицо свое и мужчины широкими полями шляпы, потом пошатнулась и потеряла бы равновесие, если бы мужчина не удержал ее, обхватив за талию рукой. Стоя рядом со столом, она заслоняла сидящего мужчину, возможно, она гладила его по голове. Мужчина по-прежнему обнимал ее за талию, затем объятие ослабло, и жирная, грубая рука, словно влекомая вниз собственной тяжестью, скользнула на ягодицы женщины и застыла на них с растопыренными пальцами, словно краб или паук, замерший на гладкой шарообразной поверхности, за которую трудно ухватиться. Марчелло прикрыл дверь.
