Напряжение дошло до наивысшей точки. Люди двигались, как волны во время прилива и отлива, раздавались выстрелы английских винтовок.
Появились полицейские. Исмаил Сидки дал им приказ силой разогнать демонстрацию и открыть огонь по населению. И я, как в ужасном сновидении, увидел полицейских, с касками на головах, готовых к действию. Демонстранты относили убитых в сторону, снимали с них рубашки и несли эти окровавленные рубашки по улицам Каира, крича:
— Это окровавленные рубашки, о египтяне!.. Рубашки патриотов, павших за правое дело, восставших против оккупации!
Жители Каира присоединились к своим сражающимся братьям, и каждый готов был отдать свою жизнь.
Вдруг я увидел в руках одного из восставших героев рубашку моего сына и услышал, как он кричит:
— Рубашка Асама… кровь убитого Асама!
Я бежал, не чувствуя под собой ног, пока не достиг места битвы. Меня окружили студенты, один из них сказал:
— Асам… вот Асам…
Я увидел своего сына распростертым на земле.
Он лежал весь в крови, которая текла из его груди. В эту кровь я погрузил свою руку. Сердце наполнилось безумным отчаянием.
Мой сын, неужели все прошедшие годы, все мои надежды погаснут и замрут в одно мгновение?
Этот день не исчезнет из моей жизни, о мой господин, я всегда рассказываю о нем сыну Самиру.
Я не перестаю хранить рубашку Асама, на которой алеет чистая невинная кровь, жду, когда снова вспыхнет битва между нами и англичанами.
В молодости я ходил на луг охотиться на уток, потом жизнь отвлекла меня от этого занятия, но после гибели Асама я снова стал тренироваться в стрельбе и обучил этому моего сына Самира.
Всякий раз, как я попадаю в цель, мне кажется, что я поражаю в самое сердце англичанина.
Я не скрою от тебя, что мой второй сын боролся в отрядах партизан, которые не давали покоя англичанам в зоне Суэцкого канала, и что он вместе со мной ждет повторения битвы.
Горе, постигшее меня после смерти Асама, полно надежды… надежды на изгнание иностранных империалистов; это горе — не горе отчаяния, как я сказал тебе раньше. Приезжай ко мне. Я покажу тебе рубашку героя, покажу кровь мученика; может быть, ты встанешь со мной в один ряд, поддержишь мой призыв и твоя душа наполнится тем же чувством гнева и мщения, каким полна моя душа.
Да, слезы текут из моего сердца, но они смешаны с гордостью, они призывают к действию.
Разве ради свободы Египта я не принес в жертву часть самого себя?
Мой второй сын — это вторая жертва за родину, но на этот раз рядом с ним в бою буду и я. И я не умру, несмотря на мои пятьдесят лет, я не умру, пока солнце освобождения не озарит небо, а оно озарит его!
