Военный исход событий произошел в один день. 14 октября 1806 года обе прусские армии, маршировавшие по отдельности, были по отдельности же и разбиты в сражениях под Йеной и Ауэрштедтом (это были два отдельных сражения, а вовсе не "двойная битва", как все еще порой говорится). Собственно говоря, это не было неожиданностью: Наполеон до тех пор выигрывал все свои сражения, против любого противника. Поразительным было то, что за этим последовало: полная потеря сопротивляемости, можно сказать рвение, с которым результаты сражений под Йеной и Ауэрштедтом были восприняты в Пруссии; быстрая капитуляция побежденных, но ни в коем случае не уничтоженных армий, сдача без борьбы крепостей, бегство королевской четы в Восточную Пруссию, едва ли не ликующий прием победителей в Берлине, готовность всего государственного аппарата к "сотрудничеству" с победителями; прусские чиновники даже приняли нечто вроде присяги на верность Наполеону. И с другой стороны: что за контраст с прусской стойкостью во время Семилетней войны, после столь же тяжелого поражения под Кунерсдорфом!
Этот контраст требует объяснения, как ранее необходимо было объяснить начало войны. Возможно, объяснение то же самое. Война 1806 года была психологическим срывом. Она, по правде говоря, так и не стала никому понятной, все делалось очертя голову, второпях. Ни у кого не было времени разобраться, каким образом Пруссия и Франция, друзья на протяжении десяти лет, как раз недавно ставшие союзниками, теперь вдруг стали врагами. Все это производило впечатление непостижимого недоразумения — и скорая победа Наполеона была как разрешение этого недоразумения. Помирятся, и все будет как прежде.
В действительности же ничего не было как прежде, и кризис существования прусского государства лишь должен был начаться. Его судьба теперь лежала полностью в руках победителя, а Наполеон был вдвойне разочарован в Пруссии. Во-первых, он хотел, чтобы Пруссия была его союзником, а во-вторых, он представлял её гораздо сильнее. Досада и презрение определяли теперь его политику: Пруссия должна была быть наказана, и одновременно её можно было использовать как предмет для политической игры.
Сверх этого у Наполеона не было никаких определенных планов в отношении Пруссии. Он импровизировал. Его первый план был использовать разделенную пополам Пруссию как буферное государство и защитную зону против России: западнонемецкие области Пруссии он бы добавил к своему Рейнскому Союзу; между Эльбой и Бугом могло бы оставаться теперь до поры до времени как чисто восточное, наполовину польское государство. На этой основе сначала действительно 30 октября в Шарлоттенбурге был заключен предварительный мир. Но затем Наполеон начал выставлять дополнительные требования: разрыв с Россией и неограниченное право военного прохода для французских армий. Ведь находившаяся со времени Аустерлица в состоянии затишья война с Россией не была еще закончена! На этот раз Фридрих Вильгельм воспротивился, после рвущих нервы дебатов со своими министрами в восточнопрусском Остероде, куда он сбежал. Тогда разъяренный и нетерпеливый Наполеон набросал план по полной ликвидации Пруссии: Силезию — обратно Австрии, восстановить Польшу, низложение династии Гогенцоллернов. Примечательно то, что такой план он вообще мог рассматривать серьезно: отдать в пользу Австрии, против которой он воевал гораздо чаще и гораздо дольше — такое ему никогда не приходило в голову. Однако как раз теперь Пруссию требовалось мысленно разъединить.
