Пруссия в 18-м веке стала свободным государством и спасительной гаванью для преследуемых, обиженных и униженных всей Европы, почти как Америка в 19-м веке. Это началось уже при Великом Курфюрсте. Когда во Франции в 1685 году был упразднен Нантский эдикт, который столетие обеспечивал французским протестантам религиозную свободу, он ответил Потсдамским эдиктом, которым приглашал преследуемых в Пруссию. И они тысячами последовали приглашению и были за это благодарны. В 1700 году каждый третий житель Берлина был французом. С беженцами обращались хорошо, они получали жилища и кредиты, и их никоим образом не принуждали отречься от своей национальности, они еще и получали свои французские церкви и французские гимназии. Все просто образцово. И с выгодой. То, что "французская колония", которую Пруссия сохраняла вплоть до нашего столетия [26], принесла множество усовершенствований в ремесла и в жизненный обиход и поставляла государству поколения выдающихся служителей и литераторов, является повсеместно известным.
Французы не остались единственными иммигрантами. В 1732 году при Фридрихе Вильгельме I произошло другое массовое вселение иммигрантов: 20 000 протестантов из Зальцбурга, спасаясь от противников Реформации, нашли убежище в Пруссии и были поселены в обезлюдевшей после чумы Восточной Пруссии. И кроме этих впечатляющих массовых перемещений людей в течение всего 18-го века — и еще ранее, со времен Великого Курфюрста, — можно видеть постоянный поток в Пруссию эмигрантов и преследуемых на религиозной почве: вальденсы [27], меннониты, шотландские пресвитерианцы, а также евреи, даже иногда католики, которым было туго в более жестких протестантских государствах. Их всех приветствовали, и они могли и дальше говорить на своих языках, жить по своему образу жизни и "быть счастливы каждый по-своему". Для прусского государства каждый новый подданный был подходящим. Оно также не было мелочным в этих вопросах и выдающихся иностранцев (если они изъявляли на то желание) принимало сразу на высшие государственные посты. Позже мы увидим, что великие люди прусского времени реформ — Штайн, Гарденберг, Шарнхорст, Гнайзенау — почти все без исключения по происхождению не были пруссаками. И еще мы хотим здесь заранее отметить, что миллионы польских подданных, которых приобрела Пруссия к концу 18 века в результате завоеваний, ни в малейшей мере не подвергались преследованиям или иным ограничениям на почве национальности или религии. В старой Пруссии о "германизации" не было и речи, в отличие от нового Немецкого Рейха позже. Пруссия не была национальным государством и не желала им становиться, она была — совершенно просто — государством, и не более того, государством разума, открытым для всех. Равное право для всех. И равные обязанности, разумеется, это тоже для всех.
