Керогаз проводил Ивана Митрофановича до квартиры, похлопал по плечу. Иван Митрофанович от тоски чуть не прослезился, а когда увидел себя в зеркале, похолодел — он был сильно избит. Утром он себя не разглядывал. И вечером забыл посмотреться.
— Моё воплощение в этой жизни — избитый урод? — спросил он зеркало. — Что я делаю? В каких заморочках живу и наблюдаю эту жизнь?..
Обратно из размышлений писателя вывел Тюбик. Он зарычал на дверь. Краснецкий, не раздумывая, открыл её, — на пороге стоял невозмутимый дядечка в милицейской форме.
— Капитан Бертольд, двадцать восьмое отделение милиции. Здравствуйте, вы писатель Краснецкий?
— Я не уверен, — осторожно ответил Иван Митрофанович.
— Не уверены? — спросил милиционер. — Я зайду?
— Я избит и ничего не помню, — посторонился писатель.
— Вы не хотите завтра придти в отделение? Возможно, в женщине сидящей там, вы узнаете свою бывшую тёщу.
— У меня пять бывших тёщ, — пожаловался Краснецкий. — Вот приду в себя и зайду взглянуть, кто там у вас сидит.
— Хорошо, хорошо, не волнуйтесь так, а кто вас избил? — разглядывая цепи на полу и ножи и вилки на столе, спросил милиционер.
— Если бы я знал, — вздохнул Иван Митрофанович. — Какая-то банда с собачьими кличками.
— А клички запомнили? — достав блокнот, стал записывать капитан.
— Ну, Полкан, Бобик… — начал перечислять писатель.
— Так, зайдёте? — убрав блокнот, спросил капитан и стал прощаться.
И тут из кухни вышел Тюбик.
У этого пса росла борода, и он был очень глуп, забывал умываться и дни недели. Никто не научил его бриться, и он ходил с бородой уже пятый год.
— Тюбик, — позвал капитан.
Собака подняла ухо и прислушалась.
— Он отзывается на кличку, — удивился капитан.
— Глупая собачка, — пожал плечами Краснецкий и громко вскрикнул: — Колбаса! Колбаса.
Пес вскочил с поднятыми ушами.
— Вот видите, — улыбнулся Краснецкий, — его хоть говядиной назови.
Иван Митрофанович забрал бы тёщу прямо сегодня, но ему было стыдно показаться перед Генриеттой Ростиславовной в таком виде…
А утром на пороге показался длинный нос его бывшей жены.
— Мама моя где? — громыхая ключами от его квартиры, спросила она.
— Господи, как я её только любил? — вздрогнул Иван Митрофанович. — Чтоб я сдох.
— Тёща выходи! — крикнул он.
— Мама, я пришла! — ласково вывела жена, и с отвращением посмотрела на Краснецкого.
«Даже не спросила, почему я так избит», — подумал писатель.
— Где она?
— Я у тебя хотел спросить, — сказал Краснецкий. — Ты в маму, а тёща — вся в тебя…
