Проводить эту операцию разведчикам никто не приказывал. Они могли бы не пойти на нее, и с них никто не взыскал бы за это. И тем не менее они пошли. Пошли и действовали с тем же рвением, что и в любом поиске.
После Белграда путь лежал к Будапешту. В венгерском городке Илок, в центре вражеского укрепленного района, разведчики выкрали из гитлеровского штаба фашистскую шпионку, подготовленную для заброски в наш тыл, и офицера немецкой разведки. На подходах к Будапешту отыскали места, где противник хитроумно поставил под водой фугасные заграждения, рассчитанные на подрыв наших кораблей, определили, как и какие противопонтонные мины новой конструкции использует враг.
Под вечер из очередного поиска в тылу противника вернулась группа во главе с Калгановым: Никулин, Максименко, Неверов, Малахов и Веретеник. Греясь у печки в одном из домишек, который они раньше облюбовали в качестве своей базы для отдыха, разведчики разговаривали о только что проделанном пути. Но не характер обороны врага, не расположение его сил, не то, как действовали, было предметом разговора. Поиск мало чем отличался от многих подобных. Дважды пересекли «нейтралку», тянувшуюся через железнодорожные пути, пристанционные склады и пустыри, дважды, не замеченные противником, перешли его передний край, принесли сведения… Нет, разговор шел не об этом.
Разговор шел о горящем пакгаузе между нашими и немецкими передовыми позициями.
Мимо этого пакгауза, одного из многих близ железнодорожной линии, разведчики возвращались обратно.
Их внимание привлекло не то, что пакгауз горел, — мало ли они за войну видывали пожаров. Да и горел-то он едва-едва, почти без пламени, лишь сочился жидковатый дымок из маленьких окошек под крышей, из распахнутых широких дверей. Их взволновало то, что весь пакгауз был заполнен мешками. А в мешках была мука — в этом они убедились, заглянув внутрь склада. Видимо, гитлеровцы не ожидали, что им придется так быстро оставить территорию, на которой находится склад, и не успели эвакуировать его. Мука уже высыпалась из некоторых прогоревших мешков — великолепная, белая. Она поддавалась огню медленно, словно нехотя, скорее тлела, чем горела, и лишь кое-где временами занималась коптящим пламенем.
Вот об этой муке и шел разговор.
Завел его Аркадий Малахов, который прожил в блокадном Ленинграде самую тяжкую первую зиму и на себе испытал, что такое голод. Малахов сокрушенно сказал:
— Сколько хлеба гибнет, а народ в городе без куска…
