(курсив наш. –
Н.П.), из коих одно порицание поведения Геккерна справедливо и заслуженно; он точно вел себя как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина, уговаривал жену его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью. Дантес – под судом, равно как и Данзас, секундант Пушкина, и кончится по законам, и, кажется, каналья Геккерен отсюда выбудет». На следующий день император сообщает князю Паскевичу: «Здесь все тихо, и одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и
служит пищей разным глупым толкам (курсив наш. –
Н.П.). Он умер от раны за дерзкую и глупую картель, им же писанную, но, слава Богу, умер христианином».
Итак, пока идут приготовления к погребению тела Пушкина, император всея Руси с головой погрузился в эпистолярный жанр, стремясь опередить других и первым сообщить свою версию дуэльной истории. Его явно беспокоят какие-то «глупые» слухи вокруг этой истории, хотя не царское это дело – обращать внимание на сплетни и толки. Впрочем, при одном условии: если эти слухи не касаются лично особы его величества.
А чем же тем временем занята Наталья Николаевна? Она не поехала хоронить мужа в Святогорский монастырь. Очевидно, плохо себя чувствовала. Однако стресс после потери супруга (да еще в столь скандальной ситуации) не помешал ей начать интенсивные хлопоты по поводу своего дальнейшего пребывания в Петербурге. До наших дней дошло прошение Натальи Николаевны на имя императора, отправленное 8 февраля 1837 г., т. е. на второй день после того, как тело Пушкина было предано земле:
«Всепресвятлейший, державнейший великий государь император Николай Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший, просит вдова двора Вашего императорского величества камер-юнкера Наталья Николаевна Пушкина, урожденная Гончарова.
…Я сама должна для воспитания детей моих проживать в здешней столиции, и как при том все избранные мною в опекуны лица находятся на службе в С.-Петербурге, то по сему и прошу: дабы высочайшим Вашего императорского величества указом повелено было сие мое прошение принять, малолетних детей моих взять в заведывание С.-Петербургской дворянской опеки».
Аргументация у Натальи Николаевны довольно слабая. Напомним, что к тому времени старшей дочери Маше было четыре года, а младшей Наташе всего восемь месяцев, и без Петербурга они с точки зрения воспитания вполне могли обойтись, а деревенский воздух всегда оказывал благотворное влияние на здоровье малолетних детей. Что же до проживания опекунов в столице, то в их функции не входило постоянное личное общение с опекаемыми детьми. А если учесть, что опекунами были назначены граф Григорий Строганов, граф Михаил Виельгорский и Василий Андреевич Жуковский, то становится ясным, что их участие в судьбе детей Пушкина никак не зависело от места проживания их и их матери. Но очень хотелось вдове поэта остаться в Петербурге.
