Пушкин целился в царя | страница 77



«Государь мне о моем камер-юнкерстве не говорил, а я не благодарил его», – записывает 17 января 1834 г. поэт в свой дневник. Но прошло буквально три-четыре месяца, и гордый, обиженный поэт «вструхнул». Однако не потому, что слаб духом, а просто не был готов к столь откровенной расстановке акцентов: российскому двору нужен не блистательный поэт, а его очаровательная жена.

А что же Наталья Николаевна? Понимает ли она поэта, руководствуется ли интересами семьи, сочувствует ли стремлению мужа покинуть «свинский Петербург»? Пушкин в своих письмах жене подробно разъясняет ситуацию на понятном ей житейском языке: мол, та жизнь, которую мы ведем в столице, мне не по карману; хорошие деньги можно заработать только литературным трудом, которому противопоказан Петербург и еще следует наладить хозяйственную жизнь имения, что тоже невозможно сделать, находясь за сотни верст от него. В письме от 29 мая 1834 г. Пушкин ласково увещевает молодую супругу: «С твоего позволения, надобно будет, кажется, выйти мне в отставку и со вздохом сложить камерюнкерский мундир, который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства».

Хитрец Александр Сергеевич, как ластится! Как тонко отмечает достоинства жены, особенно ее честность и доброту (припадки ревности в прошлом, должны быть прощены окончательно). Но, тем не менее, пора бы заняться воспитанием детей, а не гнаться за «успехами тщеславия».

Через несколько дней в очередном письме Пушкин продолжает гнуть свою линию: «Я крепко думаю об отставке. Должно подумать о судьбе наших детей. Имение отца, как я в том удостоверился, расстроено до невозможности и только строгой экономией может еще поправиться. Я могу иметь большие суммы, но мы много и проживаем. Умри я сегодня, что с вами будет?.. Ты баба умная и добрая. Ты понимаешь необходимость; дай сделаться богатым – а там, пожалуй, и кутить можем в свою голову. Петербург ужасно скучен».

Однако «баба умная и добрая» как раз не видела никакой необходимости ждать в провинции, когда муж разбогатеет. И сидеть с детьми красавица, которой еще не исполнилось и двадцати двух лет, категорически не хотела. Тем более что в Петербурге наступил ее «звездный час», а несколько месяцев, проведенных в калужской глуши, лишний раз убедили Наталью Николаевну, что жизнь для нее вне столицы просто невозможна. Более того, она сочла необходимым окунуть в петербургскую светскую жизнь и своих горячо любимых сестричек.