И тогда, когда Сталкер намеревался утащить девушку, имени которой он так никогда и не узнал, на продавленный Светкой и Мишкой и многократно увековеченный камерой «траходром», он и не догадывался, что он — и только он — способен если не остановить, то хотя бы замедлить сумасшедшее вращение колеса, но, тем не менее, осознанно и неосознанно делает всё возможное для того, чтобы оно вертелось всё быстрей, быстрей и быстрей.
Они втроём засели в монтажной. Ничего не делали, поскольку ждали Гришу, коротая время за разговорами. А Юрка ещё и успевал между делом потихоньку тиражировать их последний фильм. Если бы студия не была лишена окон, то за этими гипотетическими окнами имело бы место лето — вполне сносное время года, когда проводишь его где-нибудь на берегу, пусть даже не на Лазурном, лежишь, чешешь пятки, поплёвывая в сияющий небосвод, а рядом — стоит руку протянуть! — в прохладном прибрежном песке омывается легкой волной пара бутылок пива, и сбоку, тоже на расстоянии протянутой руки, и даже ближе, лежит стройная и загорелая деваха в очень открытом купальнике, и в её сторону руку протянуть тоже стоит. В городе же лето имеет не столько место, сколько привкус оксида свинца, запах пота и тяжесть похмелья, и кажется пыльным, как старый диван, душным, как осточертевший автобус, порошкообразным и едким, как дуст.
Впрочем, Гришу ждали только Юрка и Сталкер. Сан Саныч никого не ждал — он был заказчиком, причём, можно сказать, Заказчиком с большой буквы, так как ролики покупал партиями не меньшими, чем в тысячу видеокассет, и расплачивался строго наличными. Куда он потом эти кассеты сплавлял, оставалось загадкой, но дела у него, кажется, шли неплохо. Об этом можно было судить по его костюму — не то от Кардена, не то от кого-то ещё, стоившему баснословных денег, а также по тому, что курил он исключительно «Данхелл». В редчайших случаях, когда по каким-то причинам «Данхелла» не оказывалось, Сан Саныч, скрепя сердце, соглашался на «Парламент» — жлобские, по его мнению, сигареты.
Ценный мужик был Сан Саныч, ценный во всех отношениях. Правда, Гриша его, как будто, побаивался, а Юрка, несмотря на свой возраст, в присутствии «ценного мужика» робел, и единственными, кто мог общаться с Сан Санычем запросто, были Сталкер и Федя. Что, по сути, неудивительно. Как говаривал Гриша, и тот, и другой — люди творческие, не от мира сего, можно сказать, почти полудурки. За ними не уследишь, так они в пылу беседы и самого Сан Саныча на хрен пошлют.
