Где лучшая в мире стоит из оград…
Но это будет потом, потом. А пока для сада привезена морем, из Венеции, беседка из алебастра и мрамора. И уже стали мостить камнем улицы. Правда, ещё и через сто лет путешествующий француз напишет с раздражением:
«Здесь, где климат всё разрушает, строят дворцы из дерева, дома из досок и храмы из гипса; поэтому русские рабочие всю свою жизнь перестраивают летом то, что зима разрушила».
Жёлтый пар петербургской зимы,
Жёлтый снег, облипающий плиты…
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
…Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
И. Анненский
Ах, как часто эти «бесплодные хотения» петербуржцы топили в вихре маскарадов… Маскарады были завезены из Европы. Грандиозный «машкерад» был устроен в Петербурге в 1723 году по случаю годовщины Ништадтского мира и встречи ботика Петра I, приведённого в Петербург из Москвы.
А 17 января 1740 года, когда жестокий холод сковал город и мороз достигал 45–50 градусов ниже нуля, состоялся шутовской маскарад со свадьбой в Ледяном доме. На набережной Невы между Зимним дворцом и Адмиралтейством изо льда было выстроено здание для свадьбы шута Голицына с шутихой Бужениновой. Сам дом, по словам современников, «ледяной прозрачностью и синяго цвету на гораздо дражайший камень, нежели на мрамор, походил». Дом был украшен множеством ледяных же изделий: так, на ледяном слоне в натуральную величину сидел ледяной проводник-персиянин, и слон выбрасывал из хобота днём воду, а ночью — зажжённый факел нефти. Создать это ледяное строение могло только маскарадное сознание аннинского времени.
Впоследствии маскарады приурочивали к коронационным торжествам или святкам. Начатые из-под палки, они неожиданно прижились и стали явлением не просто городской жизни, но именно петербургской. Они несли в себе черты времени. В них причудливо сочетались мотивы народных гуляний с увлечением античностью и средневековьем.
Машкерады XVIII столетия отличались грубой веселостью, простотой нравов, жесткими правилами:
«Ещё на лестнице послышались песни, хохот, писк, кваканье, говор на разные голоса. Как огромный гремучий змей, втянулись переряженные в зал, сгибаясь в кольцы и разгибаясь в бесчисленных изворотах. Тут были инка, гранд и донна, испанцы. Шлейф донны несли два карла. Сбитенщик с огромным подушечным брюхом давал руку турку, трубочист — великолепной Семирамиде в фижмах, чертёнок — капуцину. Тут выступал журавль, у которого туловище было из вывороченной шубы калмыцкого меха, шея — из рукава, надетая на ручку половой щетки, нос — из расщеплённой надвое лучины, а ноги — просто человеческие в сапогах. Рядом ревел и медведь: эту роль играл человек в медвежьей шубе вверх шерстью.
