Это было в Калаче | страница 53

Так и уснули друзья, ничего не придумав. А к вечеру, когда проснулись, пришли к выводу: надо возвращаться; может быть, на обратном пути подвернется что-нибудь подходящее. Иначе просто стыд. Правда, Пашка заметил, что никакого стыда нет, ведь никто не узнает, что они были в тылу у фашистов.

Надежды возложили на будущее. Решили к полуночи тайком покинуть деда.

К вечеру стало пасмурно. На землю упали капли реденького дождя.

Стемнело. Ребята лежали на тулупе и прислушивались к дыханию деда: скорей бы уснул. Но к старику, как нарочно, сон не шел. Дед Григорий ворочался на полу. Дважды выходил во двор покурить, снова ложился и опять вздыхал и кашлял.

Медленно текли минуты. Но вот дыхание старика стало ровнее: он задремал. Иван толкнул Пашку локтем и шепнул:

— Ждем еще минут пять и уходим.

Дед захрапел. Кошелев знал: это верный признак, что старик теперь раньше, чем через час-полтора не проснется.

— Пора, — сказал Пашка, приподнимаясь.

И вдруг неподалеку, на окраине хутора, залаяла собака. Храп в хате мгновенно оборвался. Дед Григорий приподнял голову, прислушался. Удивились и ребята. Они знали, что фашисты, едва вошли в хутор, перестреляли всех собак. Откуда же взялась эта, нарушившая ночную тишину?

В лае звучало остервенение, злоба. Донеслась неразборчивая немецкая речь. Потом раздался выстрел; собачий лай перешел в визг; еще один выстрел — визг прервался, стало тихо, только доносились возбужденные голоса немцев.

Дед вздохнул:

— И откуда она взялась, эта псина? Подвернулась под горячую руку.

Он нащупал в темноте кисет, чиркнул кресалом, пламя осветило горбатый, в прожилках нос. Вылазка ребят откладывалась на неопределенный срок.

Голоса солдат приближались. Вот кто-то забарабанил в дверь. Дед поспешно вскочил, щелкнул задвижкой. В хату вошел солдат. Луч фонарика обежал все углы и остановился на лицах ребят.

— Это кто? — спросил вошедший.

— Внуки брата, из Суровикино, навестить меня пришли, — объяснил дед Григорий. Луч фонарика светил ему прямо в глаза, и старик, щурясь, отворачивался в сторону.

Вошедший солдат приказал зажечь лучину и что-то крикнул по-немецки тем, кто оставался во дворе. Сначала в дверях появился еще один немец, за ним — две девушки и третий гитлеровец. Цыганков чуть не ахнул от изумления: он узнал Катю и Тоню.

Один фашист остался возле двери, двое других уселись на скамейку, положив автоматы на стол. Девушки стояли, касаясь плечами друг друга.

— Партизаны? — старший в патруле начал допрос.