Ребята так устали, что проспали весь день. Когда поднялись, солнце клонилось к горизонту, а в овраге лежала сплошная тень.
— Командир уже несколько раз приходил, — сообщил старшина. — А вы все спите да спите. Оно понятно — намаялись.
Капитан сидел на разостланной шинели, держа в руках потертую на сгибах карту.
— Выспались? — спросил он и предложил сесть. — Сегодня ночью пойдете домой. — Капитан развернул карту.
— А как же вы?
— Не перебивай. Так вот. До Дона напрямую сорок километров, а если учесть, что вам придется петлять, то пройти нужно в два раза больше. С нами вам оставаться нечего. У вас есть документы, которые нужно быстрее доставить нашим. Кое-что я тоже решил по слать с вами. А мы будем другим путем пробиваться, с боем. — Капитан ткнул пальцем в точку на карте: — Сейчас мы находимся вот здесь. Вам лучше всего идти вот по такому маршруту. Смотрите и запоминайте. Карта — одна, и я ее вам, конечно, не дам. Двигайтесь только по ночам. Днем, когда будете отдыхать, все бумаги лучше всего закапывайте где-нибудь поблизости. Если схватят, улик не будет. А где переправиться черен реку, сами решайте — на месте виднее. Сейчас — обедать, отдыхать. В двадцать три ноль-ноль — в путь. Я приказал старшине снабдить продуктами на дорогу.
Командир вдруг пристально и строго взглянул на Кошелева.
— А сигарет я приказал не давать. Не их жалко — тебя, Павел. Нечего с такого возраста начинать легкие коптить.
— Я же балуюсь только, — смутился Кошелев. — Мне и не надо курева, обойдусь…
— Ну и отлично. Теперь, кажется, все. Приказ вам ясен?
— Так точно, товарищ капитан! — ответил за двоих Цыганков.
Командир рассмеялся:
— И вы туда же — капитан! Не капитан — старший политрук я. Ну, шут с вами, пусть буду капитаном.
После обеда ребята подошли к группе бойцов, расположившейся под обрывом. В овраге, куда не залетал ветерок, было душно и тихо. Дымок от сигарет собрался над головами в облачко, оно висело неподвижно, цепляясь за верхушку куста.
Под кустом полулежал пожилой мужчина. На нем была черная косоворотка, старенькие хлопчатобумажные брюки, заправленные в поношенные, сморщенные хромовые сапоги. Это был, как уже знали друзья, паровозный машинист из Котельниково, примкнувший к отряду несколько дней назад. Он что-то рассказывал притихшим бойцам:
— …И вот в Котельниково вошли немцы. Сразу началось такое, что вспомнить страшно! Подавай им на расправу коммунистов да сочувствующих. А у нас в какой дом ни войди — везде сочувствующие. Нашлись, правда, два шкурника — бухгалтер из депо и еще один из какой-то конторы. По их указке и начали хватать людей.
