— Нет.
— Немцы снова перешли в наступление. На этот раз на юге. Но разве из сводки поймешь, как там дела у наших? «Наши войска в таком-то направлении ведут ожесточенные бои…» Лучше бы сказали, а далеко ли немцы, скажем, от Ростова, от Калача…
— А ночью сегодня фашисты опять на город бомбы сбрасывали…
Они немного помолчали, а потом Валя тихо спросила:
— Как думаешь, Ваня, немцы будут в нашем городе?
— Что ты! Ни за что!
— Я это к тому говорю — куда мне тогда с больным папкой деваться?
— Не бойся, Валя!
— Вставай, братец Корольков! — Петька Синицын ухмылялся во весь рот и тормошил спящего Цыганкова. — Вставай, говорю. На завод пора.
Иван с трудом раскрыл тяжелые веки. Вчера он опять вернулся поздно, и вставать очень не хотелось. Но порядок есть порядок, и нарушать его нельзя.
Он потянулся так, что захрустели суставы, вытащил из тумбочки замасленные брюки, в которых ходил на работу.
А Петька не унимался. Он, конечно, успел разболтать ребятам, как они «ловко разыграли двух дурех» (умолчав, разумеется, о том, что Валя его разоблачила). Теперь он называл Цыганкова не иначе как «братец Корольков». Такой уж задиристый был Синицын: в ремесленном училище его считали первым другом калачевца, но и в его адрес Петька любил отпускать шуточки. До сегодняшнего утра они были безобидны, и Цыганков их терпел. Но сейчас Петька перешел все границы.
— Поздненько, братец Корольков, стал возвращаться. Уж не начал ли с теми девчонками погуливать? Какую же выбрал — Вальку-зазнайку или Нинку-тихоню? Валька, она ничего, вот только личико, словно блин.
Он осекся. Кулаки Ивана медленно сжались, на голых руках напряглись мускулы. В неподвижном взгляде Цыганкова было что-то такое, от чего Петька испуганно попятился. Ему вовсе не хотелось получить по физиономии от друга: знал — у того рука тяжелая.
— Что ты, Ваня? — пробормотал Синицын, отступая. — Уж и пошутить нельзя!.. Я ж не хотел…
Иван сделал шаг вперед, Синицын резко отступил, сел на скамейку, не удержался и шлепнулся на пол. Когда он вскочил, потирая затылок, вся комната стонала от хохота. Цыганков расслабил мышцы и тоже улыбнулся.
— Эх ты!.. Акробат! — сказал он и пошел в умывальную. За его спиной раздался новый взрыв смеха. Смеялись над «акробатом Синицыным».
Через две минуты Петька подошел к рукомойнику, под которым, нагнувшись, плескался Иван.
— Ваня, а, Ваня! — Вид у Синицына был сконфуженный и виноватый. — Ты уж не сердись, разве я что обидное сказал? Посмеяться, что ли, нельзя?
