Дидомысл пристально вглядывался, стараясь увидеть, что там - на том острове? Некоторые из мореходов тоже посматривали в ту сторону, но большинство предпочитало смотреть в воду...
Вспышка там, далеко на берегу. Князь вскрикнул в отчаянии. Вздох остальных эхом пронесся по кораблю.
Пришло сознание, что Это произошло, свершилось, молодых парней, коим досталась несчастная доля, уже нет в живых...
- Поднимайте паруса, белые паруса горя!
- скомандовал князь в ярости, седые длинные волосы Дидомысла были распущены в знак траура, и ветер развевал теперь эти пряди, путал их порыв за порывом, - И да будет проклят этот остров, унесший жизнь моего сына, моего первенца! Слушайте все. Я, князь Крутена, велю вам, и всем, кто плавает на море, сорок лет не приближаться к проклятому острову - в знак траура по нашим сыновьям!
- Да будет так... - шелестом пронеслось по кораблю.
Вскоре добрые черные паруса были спущены, вместо них полезли вверх белые полотнища, бледные, как сама Смерть. Судно скользило по волнам, а всемогущий князь сидел в одиночестве на корме, его глаза смотрели туда, где остался его сын.
Вечером Дидомысл позвал ведуна-врачевателя. Пожаловался на боль в левой руке. Старый лекарь пощупал пульс - он был слабым и очень частым, сам повелитель был бледен, кожа посерела, вся покрыта крупными каплями пота. У ведуна всегда был с собой густой состав, приготовленный из мака. Лекарство сразу пустили в дело, боль чуть стихла. Врачеватель знал, что этого недостаточно. Нужны были пиявки, но их, увы, не было. Князь, привыкший следить за каждым шагом своих людей, увидел, на свою беду, пиявок, заготовленных лекарем.
- Золотой Змей может решить, что это насмешки над ним, - покачал головой Дидомысл, - ты, Иггельд, того, пакость эту выбрось!
Никто уже и не помнил настоящего имени старика, только ведовское и знали...
- А вдруг как понадобятся? - забеспокоился врачеватель.
- Будто не умеешь кровь отворять, - пожал плечами князь, - наши отцы и деды лечились просто - банька да рудопуск...
Увы, спускать кровь сейчас нельзя, нужны именно пиявки, не их обычай отсасывать дурную кровь, а тот чудодейственный сок, что выделяли рты кровососок. Один лишь этот сок был способен ослабить хватку зубов Смерти, вцепившихся сейчас в сердце князя. Но не было пиявок...
Широкая грудь князя поднималась и опускалась - все быстрее и быстрее, нарастала одышка. Змей, когда-то в юности выколотый между сосками старого повелителя, то сворачивал, то судорожно разворачивал свои кольца. Тоже "Золотой Змей" - ведь только для княжеской кожи использовали при наколке драгоценный золотой порошок, привозимый с далеких земель. Теперь прекрасное украшение груди Дидомысла смотрелось как зловещее пророчество, столь неожиданно сбывшееся через пятьдесят лет - ведь именно столько минуло с того дня, когда пятнадцатилетний княжич стал мужчиной, с достоинством выдержав все испытания...
