Он сказал: Боже мой.
Я сказал, что это все ерунда, Дж. С. Милль начал учить греческий в три года.
Он сказал: А ты когда начал?
Я сказал: В 4.
Он сказал: Боже мой.
Потом сказал:
Прости, не хотел тебя смущать, но у меня самого дети.
Я смотрел в «Птолемеевскую Александрию» и думал: надо что-то сказать. Я сказал: А их вы чему учили? и он сказал, что формально ничему, но он сейчас о том, что они смотрят «Улицу Сезам» и это примерно их уровень. В форзаце лежал листок. Я сказал: А это что?
Он сказал: Узнаёшь?
и я подумал: Выходит, он знает
и я подумал: Откуда он знает?
Я сказал: Что узнаю?
Он сказал: Это из «Илиады». Я думал, ты узнаешь. Мне это подарили.
Я сказал: А, ну конечно.
Я сказал: Так вы это прочли?
Он сказал: Все никак не соберусь.
Он сказал: По-моему, она мне подсознательно напоминает про латынь.
Я сказал: Про латынь?
Он сказал: Нам в школе год преподавали латынь, и почти все это время я прокурил за велосипедным сараем.
Я сказал, что мне говорили, будто стоящие вещи на латыни не оценить по достоинству лет до 15, так что, может, проблема была с текстами.
Он сказал: Мы, по-моему, до текстов даже не добрались. Я только помню, что в первый день учитель написал на доске какое-то существительное, именительный-родительный, трали-вали. И такая это была бессмыслица. Ты посмотри на романские языки. Насколько я знаю, они все выкинули падежные окончания, потому что носители не хотели время зря тратить. И я все думал: зачем мне тут сидеть и учить эту языковую ошибку эволюции?
Говоря все это, он широко улыбался, и еще сказал, что эта штука, которая погнала его из класса курить за велосипедным сараем, а не сидеть и зубрить падежные окончания, пожалуй, больше всего помогла ему добиться успеха, если это можно назвать успехом.
Я посмотрел на листок, который заканчивался надеюсь тебе понравилось Пора бежать — С[нечитабельная закорюка].
Я подумал: Мой отец — Вэл Питерс.
Он сказал: Но все-таки надо собраться и прочесть, она очень старалась, видно же.
Он сказал: Я даже рад, что на моих не давили и не заставили начать рано, они так быстро вырастают и все равно целыми днями торчат в школе, но ты совершил что-то потрясающее, я искренне это говорю, и мне очень важно, что тебе нравятся мои книги, я не просто языком болтаю, потому что по большому-то счету дело не только в том, сколько народу их купило.
Я подумал: Надо что-то сказать.
Он сказал: Слушай, давай я тебе еще книжку подарю, а со временем она чего-то будет стоить. Я не знаю, как тебе такая идея, но, может, хочешь какую-нибудь, я-то их читать уже не буду, их переводят на 17, кажется, языков, и автограф-сессии отнюдь не каждый раз, так что, если я подпишу, это будет уникальное издание,
