Из-за отсутствия свободных мест индивидуумы, так назову их, попросились к нам не более чем на пятнадцать минут. Официант, ставя передо мной стопку «Царской», извиняясь, подтвердил, что действительно через пятнадцать минут предоставит им другое место.
До этой минуты всё шло великолепно.
А тут старший лейтенант Наумов стал интересоваться – где синенький стаканчик из венецианского стекла? Официант пропустил вопрос мимо ушей. Или сделал вид, что пропустил. (Мы все, в том числе и Наумов, прекрасно знали, где стаканчик.) Тем не менее старший лейтенант опять повторяет вопрос и при этом в открытую подмигивает мне, мол, подключайтесь, сейчас выведем официанта на чистую воду. (Ну не придурок ли?!) Совершенно не умеет пить. Я говорю, не надо зацикливаться, перевожу разговор на великолепие стола, на осетрину. А он вновь за своё. Причём подмигивает уже и этим индивидуумам. Они переглядываются, понимающе улыбаются, кивают – согласны с ним.
Смотрю на Кимкурякина: только что был нормальным, а это (секунды не прошло), глаза уже весёленькие, уставится в кого ни попадя и цветёт и лыбится, как майская «рожа». (Увы, нельзя с подчинёнными ходить в ресторан.)
Официант, в конце концов, не выдержал, сорвался – украли синий стаканчик, а с него теперь спросят. Если не найдёт, удержат в десятикратном размере, потому что стаканчик – не стаканчик, а фирма, всеми узнаваемый символ ресторана – бренд.
Старший лейтенант Наумов принялся неискренне сочувствовать, а лейтенант Кимкурякин, будто не он прикарманил стаканчик, возмущаться в адрес похитителя, дескать, есть же такие мелкие пакостные люди. И тут эти индивидуумы переглянулись между собой и длинный так говорит, что ему точно известно, что синенький с узорами стаканчик находится в борсетке. (Она висела на спинке моего стула.) Официант внимательно посмотрел на меня, потянулся к борсетке. Мне ничего не оставалось: крюк правой – в голову. Официант упал.
И тут началось столпотворение, как во вчерашнем сне. Ничего не разберёшь – урывки и обрывки. Индивидуумы повисли у меня на руках, заламывают за спину. А мои сотрудники, помощники, вместе с официантом завладели борсеткой и, как истинные борсеточники, спешно роются в ней. Наконец выгребли – стаканчик, бинт и напёрсток. С удивлением воззрились на них, словно впервые увидели. Потом стали поглядывать на меня, поглядывать и осуждающе покачивать головами, мол, какой позор, какое падение нравов. В общем, театр дураков.
