Ночью мне снилось, что царица Эстер принесла к нашему дому афганский молитвенный коврик. Она сидела в гамаке, который папа повесил во дворе для той, что была когда-то моей матерью, и ела арбуз, жадно терзая зубами его мякоть. Красный сок стекал по ее подбородку на живот и по ногам, и под гамаком собралась красноватая лужа. Вдруг зубы царицы Эстер стали быстро расти. Они торчали у нее изо рта, длинные и острые, вгрызались в кресла, диваны, обои, картины. Ее зубы кусали кухонные шкафчики, ковры и неуклонно приближались ко мне. Я проснулась в холодном поту. Господи! Интересно, что сказала бы по этому поводу скромница-психоаналитик Меира Гурвич, к которой папа по совету школьного психолога отправил меня, когда та, что была моей матерью, уехала, и я сделалась неуправляемой.
«Ты переживаешь душевный кризис, тебя бросили и нужно помочь тебе побороть гнев, — с пугающим сочувствием объясняла мне госпожа Гурвич, когда меня поймали на воровстве из школьных портфелей. — Ты должна извлечь на свет лучшее, что в тебе есть, и сделать гнев помощником, а не разрушителем…» Это не помогло. В тридцать лет гнев всё еще продолжает бушевать во мне. Факт! Даже ночью нет мне покоя — царица из свитка[26] пришла ко мне во сне и безжалостно сожрала мой дом.
За окном начиналось осеннее серое утро. Стоя у запертой двери, Бой пыталась меня гипнотизировать.
— Ладно, пошли, — сказала я, открывая входную дверь. За ней, будто всю ночь там ждал, стоял мой приятель Шамир.
— Какая неожиданность!
— Вы проснулись?
— А как вы думаете?
— Вы не отвечаете на телефонные звонки.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Ваш друг — тот, что вчера держал за руку вашего дедушку — сказал, что вы либо на Ахад а-Ам, либо здесь. Джейми поехал на Ахад а-Ам, а я сюда. Мне повезло больше.
— Хорошо. Но сейчас я иду гулять с собакой.
— Нет, Габи. Собака подождет. Это не займет много времени. Четверть часа, не больше.
Мы вошли в дом. Шамир вслед за мной прошел на кухню.
— Вам не следовало пугать дедушку. Я же предупреждала, чтобы вы были с ним поосторожнее.
— Мы сделали всё, что могли. Мы не собирались на него давить. И всё же — речь идет об убийстве! Ничего не поделаешь, Габи Райхенштейн.
— Габи Амит!
— Пусть будет Амит… — он улыбнулся. — У меня есть к вам несколько вопросов, и чашечка кофе нам не помешает.
— Сахар на стойке, кофе в шкафчике.
— Предлагаете мне приготовить?!
— Вам, — кивнула я. У меня аллергия на всё, что напоминает фразу «Дорогая, приготовь кофе».
