Найти дедушку было нетрудно. Одетый в светлую пижаму с эмблемой больницы, он стоял посреди прохода и кричал на троих врачей, которые покорно и испуганно взирали на огромного разгневанного старика.
— Не смейте его трогать! — кричал дедушка. — Только я один умею с ним обращаться! Он вам не кто-нибудь! Это человек, который спасся от гибели, чудом уцелел в огне… Ой, Габи, наконец-то ты пришла… — гнев в одно мгновение сменился ангельской улыбкой. Он был бледен, на лбу блестели капли пота, глаза сверкали. — Скажи им, Габриэла, скажи, что я не позволю забрать его в отделение для психбольных, он там погибнет, скажи им…
Он отдернул зеленую занавеску — там, подтянув тощие ноги к подбородку, сидел на кровати Газета и держал в руке пустой шприц. Рядом с ним стоял его неизменный транзистор. Он, как одержимый, двигал поршень шприца вперед и назад. Я подошла к нему. Якоб поднял на меня невидящие глаза, пригладил волосы бледной рукой и спросил:
— Газеты есть? Я был ранен в бою за Ленинград, — пояснил он, помахав шприцем. — Шестерых, будь они прокляты, шестерых таких я убил.
— Молодец! — похвалила я, протягивая ему руку. — Пересядь, пожалуйста, на этот стул. Отдохни немного. Они готовят для тебя медали.
Дедушка опустился на освободившуюся кровать. Медсестра с конским хвостом и густой челкой вошла в палату и начала подключать к нему аппарат ЭКГ.
— Нет! Нет! — завопил Газета, перепуганный, как птица, угодившая кошке в зубы. — Не трогать Макса!
— Тише, Якоб, — прошептал дедушка. Но Якоб не собирался бросать его в беде и стал отрывать присоски от тела своего дорогого друга. Полицейский встал и направился к нему решительным шагом, держа руку на дубинке, висящей у него на боку.
— Если ты не прекратишшшь бушевать, они заберут нас в психушку! Хочешшшь, чтобы они это зьделали? — этот свистящий немецкий акцент — верный признак того, что дедушка сильно волнуется.
Якоб моментально отступил и съежился на стуле, прижимая к груди выключенный транзистор и глядя на чернильных паучков, которые выползали из аппарата ЭКГ и разбегались по рулону бумаги.
— Кажется, всё в порядке, — сказала медсестра. — А сейчас допейте чай и полежите спокойно — не разговаривать, не читать и громко не смеяться! Скоро придет социальная работница. А я пойду, спрошу врача, нужно ли вас госпитализировать.
— Никаких зоциальных работниц! Я ухожу йецт[24]!
Не обращая на него внимания, медсестра вышла, задернув за собой занавеску.
— Ну, дедушка, ты расскажешь мне, что случилось?
