Мы сидели за кухонным столом друг против друга. Между нами две чашки кофе и полная окурков пепельница. Когда я рассказала ему, как прорвала осаду «мерседеса» и что нашла в книге Веры-Леи Курт, Шамир побагровел.
— Я знаю, — оборвал он меня, когда я начала пересказывать книгу. — Мы тоже достали эту книгу. Чему вы так удивлены, не знали, что бывают грамотные полицейские? Мы обнаружили связь между Якобом и Верой-Леей Курт — матерью убитой. Нам также известно, что Сара Курт оказалась во дворе вашего деда по собственной инициативе. Она интересовалась недвижимостью вашей семьи, но на самом деле имела в виду нечто другое. Ваш дедушка согласился что-то продать. Они назначили встречу, и вот тогда Якоб ее и увидел, подумал, что это Вера, и мы подозреваем, что…
— Что?! — закричала я. — Вы подозреваете, что он ее убил? Этого не может быть! Якоб никогда бы этого не сделал…
— Почему?
— Потому что… Собственно, вы же сами говорили, что убитая знала убийцу, она не сопротивлялась, — так зачем же вы это сделали, Шамир?! Хотели этим несчастным прикрыть задницу полиции?
— Габи! — обиделся капитан. — Я понимаю, что вы с дедушкой готовы на всё, чтобы выгородить этого человека, но он не вполне вменяем, вы согласны со мной? Видимо, убитая не ожидала, что он может напасть, может быть, даже улыбалась ему — она просто не понимала, с кем имеет дело…
Я разочарованно посмотрела на него:
— Вы сами в это не верите.
— Я человек фактов, а не веры. Якоб Роткопф сам рассказал нам, что он подумал, что Вера-Леа Курт разыскала его и приехала, чтобы снова забрать в больницу.
— Вот! На основании болтовни не вполне вменяемого человека вы его арестовали? Он же может умереть…
— Он не в тюрьме, а в психиатрической клинике «Абарбанель». Не думаю, что он предстанет пред судом. Скорее всего, суд вынесет постановление о его госпитализации, по крайней мере, на первых порах. И вашему дедушке будет легче, если его друг будет под медицинским надзором.
— Шамир! — вздохнула я. — До сих пор мне казалось, что вы всё понимаете…
— Мне жаль, что я вас разочаровал …
— Я прошу меня выслушать.
Он посмотрел на меня с усмешкой.
— На вашем месте я бы не улыбалась. В деле, которое вы шьете Якобу, полно дырок.
— Я слушаю.
— Как вы объясните таинственный налет на дедушкин дом? Кто ранил Морица? Что вы узнали от Топаза? Вы собирались с ним поговорить. Как вы объясните, что все вдруг стали интересоваться картинами Зуциуса, да еще и угрожают при этом оружием? Что вы зациклились на дедушкиной недвижимости?! Сара Курт не недвижимость искала у дедушки во дворе. Она искала картину! И Якоб тут совершенно не при чем. А теперь внимательно выслушайте мою версию: мать Сары Курт, Вера, выдающийся психиатр, услышала от своего венского пациента, внука директора музея, о картине, которую надо сберечь, или о девушках, которых надо беречь. Она написала об этом, и, возможно, даже рассказала эту историю своей дочери. Через много лет, когда Вера уже покоилась глубоко в земле, Сара встретила заказчика — сказочно богатого мультимиллионера, готового уплатить любую цену за картину с тремя девушками, которая была написана в Вене и исчезла. Он заявил, что пойдет на всё, чтобы все четыре картины принадлежали ему. Одержимый коллекционер сказал, что пока у него нет четвертой картины, он чувствует себя неполноценным, ущербным, несовершенным. Такой вот сумасшедший…
