— И последнее, — говорит Кохов. — К нашему штабу днем не пройти. Дорога пристреляна немцами. Они бьют по ней из крупнокалиберных пулеметов.
— Значит, придется обороняться и на север, и на юг, и на запад? — бесцеремонно вмешивается Юрка в разговор офицеров. Кохов иронически усмехается:
— Смыслов как в воду глядит. Ему бы давно батальоном командовать.
Грибан, еще не проронивший ни слова, внимательно поглядывает на Юрку.
— Ты, Смыслов, после командовать будешь, — задумчиво говорит комбат. Он поворачивается к Кохову и Бубнову:
— Правильно сделали, что взяли радистов. Надо срочно связаться со штабом полка.
Это уже относится к нам обоим: радисты здесь только мы с Юркой.
— Чтобы связь была как часы! — кивает нам Кохов. — Волну не забыли?
Я знаю, Смыслов недолюбливает Кохова. Поэтому он всегда разговаривает с ним нехотя, ничуть не преклоняясь перед его капитанским чином. Так и сейчас.
— В какой коробке будем работать? — сухо переспрашивает Юрка.
— Идите в мою. Вон, крайняя слева. Там Левин за старшего. — Грибан указывает на ближайшую самоходку, возле которой вооружившиеся лопатами батарейцы уже роют окоп.
Наводчик Сергей Левин мой земляк — горьковчанин. Мы успели с ним подружиться: на фронте земляки сходятся быстро, с первого разговора. И я откровенно рад, что встречусь с ним здесь, на передовой.
Вслед за Юркой спускаюсь в люк комбатовской самоходки. Не успеваю оглядеться, как кто-то сжимает мне плечи, оттаскивает от люка в сторону.
— Ты разве здесь? — Левин держит меня мертвой хваткой — руки у него тяжелые, сильные.
Оба мы не скрываем радости, хотя не виделись всего две недели. Сергей уступает мне место у отката орудия. Юрка садится на сиденье командира машины, напяливает шлем, долго возится, застегивая под подбородком ремешок. Но пряжка не слушается его. Он чертыхается и достает микрофон. Нажав кнопку умформера, Смыслов, словно доктор к дыханию пациента, прислушивается к жужжанию моторчика, потом переходит на передачу, по привычке пощелкивает ногтем указательного пальца по хрупкой чувствительной сеточке микрофона и начинает упрашивать «Солнце», чтобы оно поскорее откликнулось «Луне‑4».
— Паша Журавлев, наверно, дежурит, — бросает он, переключая станцию на прием.
С нетерпением прислушиваемся к сухому потрескиванию в наушниках Юркиного шлемофона, хотя это совсем ни к чему: по лицу Смыслова можно сразу определить, когда он услышит штабного радиста.
— Солнце, Солнце. Я Луна, я Луна-четыре. Отвечай, как слышишь? Как слышишь? Я Луна-четыре. Прием…
