Вечером у себя на квартире, вернувшись из бани, Роднев достал забытые за последнее время институтские учебники и программы, подвинул к изголовью кровати лампу и, по студенческой привычке лежа, принялся читать. Надо учиться, он зоотехник, это основное в его жизни.
В дверь постучали. Сначала просунулся радостно улыбающийся Спевкин, за ним в мокром плаще Груздев. Он остановился около двери и, виновато поглядывая на грязные сапоги, произнес:
— Мы к тебе, Матвеич. Принимаешь?
Роднев вскочил, долго радостно тряс им руки.
— Вот видишь, Василий, — степенно разглаживая усы, говорил Груздев, весело поблескивая маленькими, глубоко спрятанными глазами, — раз тебе недосуг к нам заглянуть, сами решили навестить.
Спевкин, видать, давно забыл обиду. Он достал из кармана бутылку, поставил ее на стол, осторожно отодвинув книгу.
— А это зачем?
— Праздник, Матвеич. Урожай собрали, не грех и отметить. Невелика заслуга во-время собрать, а все же, выходит, из последних-то мы вылезли. Сколько еще по колхозам хлебов мокнет. А у нас — все!
Груздев принялся выкладывать из брезентовой сумки пироги и тоже, в лад Спевкину, приговаривал:
— Нового урожая хлебец. Специально помололи, чтобы тебя угостить. Пшеничка. Только размол наспех-то нехорош вышел, темновата.
После того как выпили по одной, закусили холодным пирогом с рыбой, Спевкин поднялся:
— Лошадь погляжу.
Груздев выждал, когда Спевкин уйдет, придвинулся и зашептал:
— Слышь, Матвеич, что это в райкоме на Трубецкого навалились? Ведь нам и то жалко: мало разве он нас уму-разуму научил? А? Мыслимо ли, строгача влепили! Неудобно как-то получилось. Сейчас в Чапаевке, по закону, праздник урожая должны праздновать, а до праздника ли им, подумай! Там так и рассуждают: Паникратову-де не по нутру наш Семеныч пришелся. Ты б в райкоме сказал свое слово, ты-то можешь сказать.
Начинавшее краснеть от пропущенного стаканчика лицо Груздева было озабоченным и решительным.
— Бюро решило, Степан. Тут трудно идти против. Попробую поговорить с Паникратовым.
Вернулся Спевкин. Роднев улыбнулся про себя, поняв, что Спевкин только для того и выходил, чтобы дать Груздеву возможность поговорить о партийных делах.
Груздев начал рассказывать о новостях в Лобовище.
— У Сомовой Рябая опоросилась десятком. С чапаевским хряком сводили. Поросятки в отца — лопоухие, розовые как один. Будет племя.
— Зима… Сохранить-то сумеете?
— Сомова обещает всех поднять, витаминами какими-то кормит; как подрастут, хочет по часам прогулки установить, сама каждый вечер в Чапаевку бегает, на совет…
