Наконец-то я нашел дерево, обошел корни-подпорки и с чувством бесконечного облегчения свалился на свое лиственное ложе. Теперь я наконец был в безопасности: если даже слон доберется до меня, я смогу взобраться на дерево по толстой лиане, похожей на удобную спасательную лестницу. Я возблагодарил судьбу, услышав, как слон ломится сквозь чащу где-то внизу, но уснуть в эту ночь мне так и не удалось. Когда рассвело, я направился прямо к дому. На танцевальной площадке фазана громоздилась большая свежая куча навоза. Слоны мерещились мне за каждым стволом, и я побил все рекорды скоростного бега на этой дистанции. Прошло несколько дней, прежде чем я снова отважился ночевать в джунглях.
Первый месяц все шло хорошо. Я все лучше и лучше знакомился с лесом, и постепенно его карта складывалась из отдельных кусочков, как картинка-головоломка. Я сумел нарисовать карту основных ориентиров и ручьев на площади в три квадратные мили, где я проводил свои наблюдения. Пиявки, мухи, плети ротана и падающие сучья по-прежнему осложняли мою работу, но я притерпелся к этим помехам. Свой лагерь я организовал по-спартански — ни постели, ни книг, ни радио, ни капли алкоголя и кофе, потому что надеялся, что это позволит мне оставаться в джунглях как можно дольше. Мой «железный запас» консервов строго сохранялся исключительно для употребления в дремучих джунглях, где я позволял себе наслаждаться забытыми ароматами и вкусом вареных бобов, сигарет и сгущенного молока. Тулонг раздобыл у навестивших нас дусунов несколько полотнищ прочного пластика, и они оказались совершенно незаменимыми для ночевок в походных условиях. Подстелив одно полотнище и соорудив крышу из другого, я просыпался утром сухой и не боялся ночного холода.
Мало-помалу мои записные книжки заполнялись заметками об орангутанах. За восемьдесят часов наблюдений я видел более двадцати животных. Когда мне снова удалось разыскать Гарольда, я научился уже отмечать его продвижение по лесу, руководствуясь звуками его голоса. Я встретил также Маргарет и Миджа, сумел пробыть с ними три дня подряд и собрать интересный материал, пока не отстал от них вечером во время грозы. Теперь я уже легко различал своих рыжих друзей и, по мере того как все глубже проникал в их частную жизнь, все больше понимал, насколько это необщительные животные. Нет, суета и шум толпы — это не для них. Оранги вели уединенное существование, не вмешиваясь в чужую жизнь, и занимались такими насущными делами, как кормежка и устройство гнезд. По временам двое-трое животных вместе собирали урожай с усыпанного плодами дерева, но они без малейшего сожаления неизменно возвращались к прежней одинокой жизни. Взрослые явно предпочитали отшельнический образ жизни, а малышей мне было жаль — не с кем даже поиграть, кроме усталой старой мамаши.