Она прижалась затылком к стене и закрыла глаза.
— Нет, Берни, это не конкурс домохозяек.
— То-то и оно, такого дерьма поискать! — Его шепот был так пронзителен, что Саше пришлось слегка отодвинуть от уха трубку. — Как раз, когда Нью-Йорк подумывает прикрыть Римское бюро, мы им всадим в задницу такой материал! Поэтому не сваливай на меня. Соберись, приди в себя. Большей удачи и быть не может. Когда съемочная группа будет на месте, им ничего не останется, как вручить тебе микрофон, и мы — на коне!.. Ты меня слушаешь?
А она уже была вся в себе. Напряженно обдумывала ответы, вопросы, реплики, эффектные повороты, которыми бы она могла воспользоваться, чтобы побольше узнать о том мальчике. Узнать, была ли попавшая под машину женщина его матерью, а если нет, то с кем он был в этот день.
— Ты меня слушаешь?
Она молча кивала, ловя себя на мысли, хорошо, что Берни не видит ни ее мокрого от слез лица, ни страха в ее глазах.
— Слушаю, — проговорила она.
На самом деле она слушала, слушала Карла. Говорила именно с ним. И вовсе не ждала от него благодарности за информацию или совета отправиться куда-нибудь, где можно отдохнуть, пока все не уляжется.
— У тебя есть белый носовой платок?
— Что-что?
— Белый носовой платок, — нетерпеливо повторил он.
— Зачем?
— Не задавай вопросы, а отвечай.
— Н-нет, — сказала она, глядя на скомканный розовый комок, который она мяла в руке.
— Тогда пойди и раздобудь его, — медленно сказал Берни, как если бы обращался к слабоумной.
— И где прикажешь его раздобыть?
— Тогда найди белую салфетку, — фыркнул он. — А когда найдешь, то возьми в правую руку и подними повыше, чтобы съемочная группа могла тебя узнать. Самое смешное, что придурки из других каналов даже не будут знать, кто ты, и прохлопают самое интересное. А теперь иди и найди белую салфетку. Поняла?
И опять, отрицательно мотнув головой, она осознала, что Берни вовсе нет рядом и он не дышит ей в лицо.
— Берни, я не смогу.
— Нет, ты сможешь, Саша. И ты сделаешь так, как если бы я был рядом с тобой.
Ей показалось, что-то произошло, и уже ничего нельзя изменить, независимо от того, получится репортаж или нет. Это было сильнее ее. Независимо от того, что сказал бы Карл. Она приехала в Рим, зашла в обувной магазин, оказалась в гуще событий и согласилась делать репортаж о чрезвычайном происшествии. Это судьба, и не в ее власти что-либо изменить. Что касается Карла и того, как одним мановением руки он направил ее жизнь в определенное русло, то и это представлялось ей теперь не настолько значительным, чтобы это можно было сравнить с тем, что случилось с мальчиком в красной курточке.
