— Неясный человек, а вообще дрянь. Он в Новокаменск приехал из-за границы. Американец британских кровей, авантюрист… В Новокаменске у жены управляющего воспитывался его сын Роберт. Преотчаянный был юнец, хулиган, волчонок. Его хитники за какую-то проделку так угостили, что подбородок изуродовали. Здесь Прайс задержался по своим делам, возился со скупщиками хищеного камня и золота, наживался и считал себя «просвещенным колонизатором дикой России». Препротивный был тип: жадный, наглый, тупой.
— Но мама говорит, что он был хорошо знаком с отцом, потом они очутились вместе в Сибири. Как увязать это с пощечиной?
— Ничего не могу сказать…
Отклонив предложение поужинать, Павел поднялся прощаться. Они с Абасиным вышли на улицу, сплошь заросшую низкой курчавой травой, и остановились на углу квартала.
— Здесь расстанемся, — сказал Максим Максимилианович. — Я в больничку пойду, а вы мое холостяцкое жилье узнали… и прошу вас почаще захаживать.
Сделав несколько шагов, Павел обернулся, окликнул Максима Максимилиановича:
— Простите, забыл спросить: вам не приходилось слышать о коллекции альмаринов моего отца?
Остановился и Абасин, рассмеялся:
— Простите и вы меня, Павел Петрович… Совсем забыл сказать, что наш горный рыцарь всегда сидел без денег. Одно дело, что русский инженер получал в «Нью альмарин компани» втрое меньше, чем самый бездарный инженеришка из заграничных; второе то, что он за свой счет вел некоторые опытнее разработки, а главное — не мог оставить нуждающегося без помощи. А хита всегда была нищей… Альмарины ваш отец любил и при случае приобретал, но насчет коллекции я ничего не слышал. Легко сказать — коллекция альмаринов, не копеечное дело! — Он шутливо закончил: — Больше вопросов не имеется?
— Нет, спасибо, Максим Максимилианович. За любопытство не браните!
— Что вы! Рад служить…
Переваливаясь с ноги на ногу, Абасин направился к белому зданию больницы, в окнах которой уже зажигались огни.
В дом приезжих Павел шел, чтобы немного отдохнуть после большого дня, первого его дня в Новокаменске, и привести в порядок мысли, нахлынувшие на него при разговоре с Абасиным. В комнате, которую он занимал со своим новым знакомым, горел свет. Его сожитель, Никита Федорович Самотесов, по-видимому, только что вернулся домой. Устроившись на стуле посредине комнаты, он снимал с больной ноги сапог, морщась и посвистывая сквозь зубы. Против него на диванчике, наклонившись вперед и упершись руками в колени, сидел человек, незнакомый Павлу.
