Хотя, тут человек усмехнулся, он тогда и себя считал идеалистом. Иначе, вернувшись с войны, остался бы дома, работал на ферме, став добропорядочным обывателем. А он искренне был готов, как в песне, еще не написанной русским поэтом, дом свой покинув, идти воевать, чтобы... Но не смейтесь над идеализмом молодых - кто с самого начала был циником, тот с возрастом превращался в завершенную мразь.
Смешно, но тогда он был бы рад, если бы русское "даешь Варшаву, даешь Берлин" сбылось. Тем более что сами большевики говорили, что их собственная революция лишь разгон, начало, чтобы вспыхнуло в Германии, и заполыхало во всем мире. Вот почему он согласился помочь тогда, в двадцать первом - именно русским большевикам.
"Лампочка Ильича", план ГОЭЛРО - все могло провалиться из-за такой мелочи, как вольфрамовая нить. В царской России их не делали, как и не добывали вольфрам, вообще не умели с ним работать, а это не только лампочки, но сверхпрочная сталь, идущая на броню, стволы орудий, детали моторов, сверхпрочный инструмент. И всего лишь три фирмы имели полный цикл вольфрамового производства, голландский "Филипс", американские "Дженерал Электрик", и немецкий "Осрам". И никто не соглашался продать технологию и оборудование, Советской России. Тогда русские обратились к немецким коммунистам. И так случилось, что он, человек который сейчас читал письмо, тоже приложил к этому руку. Не получив за это никакой материальной выгоды, а исключительно за идею. Ведь все мы делаем одно большое, общее дело. Когда мировая революция совершится, тогда и поделим, и славу, и почет.
Что было дальше? Интернациональный марксизм, "пролетарии всех стран", стал казаться ему верой слабых. Для побежденной, униженной, расчлененной Германии, "мир без контрибуций" был издевательством - месть должна была совершиться, а победители вернуть долг, тогда лишь можно было подумать и о дружбе с ними. Еще был двадцать третий год, когда восстал Гамбург, вся Германия готова была вспыхнуть, казалось, вот он, давно ожидаемый мировой пожар! Если только Советская Россия поддержит. И пройдут красные Конармии по берлинским мостовым. Но в Москве решили иначе. По большому счету, он сам бы, на месте русских, поступил бы так же - предпочтя цели далекой и недостижимой, близкую и реальную: укрепление осажденного лагеря Советской страны, вместо помощи погибавшим на гамбургских баррикадах, невмешательство в германские дела - в обмен на новейшие технологии, и оборудование военных заводов, которое все равно должно было быть уничтожено по решению Контрольной Комиссии Антанты.
