— Мы поступим по-другому, — сказал он, — финал оставим, а председателя комиссии снимем.
63
В 1939 г. министр иностранных дел И. фон Риббентроп прибыл в Москву для заключения договора о ненападении между Германией и СССР. Представляя ему Лаврентия Берия, Сталин сказал:
— Это наш Гиммлер…
Риббентроп, который не блистал умом, расцвел от этих слов. Он был доволен результатами своего визита. Он потом писал, что и помыслить не мог о таком приеме, о таком успехе своей миссии. Но можно только представить себе, как все советское руководство потешалось над надутым, словно индюк, Риббентропом и его самонадеянными партайгеноссе.
Достаточно одного примера. Когда Сталин встречал его в Большом Кремлевском дворце, то любитель красивых поз Риббентроп вытянулся и вскинул правую руку вверх, т. е. отдал честь нацистским приветствием. Все замерли: окружение Сталина от возмущения, окружение Риббентропа от неуместности и неловкости жеста. Вождь, однако, не растерялся. Взявшись пальцами за края своего полувоенного кителя, он ответил министру книксеном. Смех присутствующих довершил картину сего протокольного щелчка по носу. Но Риббентроп вряд ли это понял.
Молотов со смехом делился воспоминаниями о том, как Риббентроп провозглашал тост за него словно за своего лучшего друга. А Сталин неожиданно предложил, имея в виду себя, «выпьем за нового антикоминтерновца», вспоминал Молотов. Этак издевательски предложил и при этом незаметно подмигнул мне, уточнил Молотов. Риббентроп бросился звонить в Берлин и докладывать о «потрясающем заявлении». Гитлер расчувствовался: «Майн гот, какой у меня гениальный министр иностранных дел…»
Ни черта оба не смыслили ни в коммунистах, ни в юморе.
Риббентропу действительно разрешили позвонить в Берлин прямо из Кремля, и он восторженно вещал Гитлеру, что «сидит в кресле русского вождя». Сталин подливал масла в огонь, поддакивая словоизвержениям пребывавшего в состоянии эйфории нацистского гостя. Последнего распирало от сознания своей исторической роли, и, по его словам, он «чувствовал себя как дома, в кругу старых товарищей по партии». Он благоговейно внимал тосту Сталина за здоровье фюрера. И вдруг чуть не подавился, услышав крайне неприятное:
— А теперь выпьем за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича!
Сам Каганович вспоминал: «Я же еврей, понимаю, какой ход сделал Сталин! Он не мог ко мне дотянуться через Риббентропа, встал из-за стола, подошел и чокнулся. И Риббентроп вынужден был сделать то же самое. Сталин дал понять, что договор-то мы подписали, но идеологию не меняем».
