Парижская жена | страница 45



— Ты счастлива? — тихо спросил Эрнест.

— Счастлива. Разве ты не знаешь?

— Люблю задавать вопросы, — ответил он. — Нравится слышать ответ, хотя я его знаю заранее.

— Может быть, как раз поэтому, — сказала я. — А ты счастлив?

— Разве ты не знаешь?

Мы тихо рассмеялись. Во влажном неподвижном воздухе проносились ночные птицы и вылетевшие за кормом летучие мыши. Когда мы причалили к берегу мелкой бухточки у Уиндемира, совсем стемнело. Эрнест помог мне выбраться на песчаный берег, и, держась рядышком, мы поднялись вверх по склону. Открыли дверь, включили свет и осмотрели дом. Мать Эрнеста потрудилась и натерла воском каждый его сантиметр, но, несмотря на чистоту, в доме было прохладно. Эрнест откупорил бутылку вина, оставленную Грейс для нас в холодильнике; мы разожгли огонь в камине и сложили перед ним матрасы с кроватей, устроив нечто вроде гнездышка.

— Фонни сегодня была на себя не похожа, — сказал он, помолчав. — Такой напор.

— Бедняжка Фонни, — отозвалась я. — Ее супружество оказалось полным провалом. Неудивительно, что она отпускала нам шпильки.

— А вот ты молодчина! — сказал он, гладя мои волосы, и это напомнило мне о сегодняшнем купании.

— Кейт вела себя замечательно, правда?

— Да, но я рад, что все позади. — Он поднялся, пересек комнату и зажег лампу. — Забыл тебя предупредить — я всегда сплю при свете. Тебе не помешает?

— Думаю, нет. А что случится, если ты заснешь в темноте?

— Не надо тебе этого знать. — Он снова забрался в наше гнездышко и крепко меня обнял. — После ранения у меня было плохо с головой, и тогда один мудрый итальянский офицер сказал, что от этого страха меня вылечит только женитьба.

— Потому что жена позаботится о тебе? Интересный подход к браку.

— Я лично понял это так: если стану беречь ее, то есть тебя, то буду меньше беспокоиться о себе. Но, возможно, это работает для обоих.

— Рассчитываю на это, — сказала я.

11

Три дорожных будильника
Тикают
На камине
Запятая
А молодой человек голодает.
Э. Х. 1921

— Вряд ли нас назовешь голодающими, — сказала я Эрнесту, когда он показал мне только что написанное стихотворение.

— Может, мы и не голодаем, но в роскоши тоже не купаемся, — ответил он.

Наше первое жилье — две маленькие грязные комнатенки в доме без лифта на Норт-Дирборн-стрит, сомнительное соседство с Норт-сайд. Я ненавидела эту квартиру, но ничего лучшего мы не могли себе позволить. Жили мы на ежегодные две тысячи долларов из трастового фонда — деньги, которые завещал мне дед. Я должна была получить кое-что из денег матери, но дело тормозили юристы. Эрнест получал около пятидесяти долларов в неделю, работая для «Кооперативного содружества», но как только закончился наш медовый месяц, он ушел оттуда, — поползли слухи, что газету втянули в грязные финансовые махинации и она на грани банкротства. Эрнест не захотел быть замешанным в некрасивую историю, и я понимала почему: ведь он готовил себя к миссии большого писателя. А вот наши планы поехать в Италию казались все более несбыточными.