«Неудивительно, — подумал Уильям, — что он увлекся такой красивой и интересной девушкой, как Фанни».
Несколько недель спустя Уильям и Каро вернулись в Лондон. Леди Мельбурн устроила грандиозный прием, чтобы отпраздновать крестины ее первого внука, на котором помимо прочих знатных гостей присутствовал и сам принц Уэльский.
Мельбурн-Хаус торжественно сиял огнями, ребенка передавали из рук на руки, и все в один голос восхищенно утверждали, что мальчик — вылитая копия своего отца.
Леди Мельбурн была, как никогда, ласкова с Каролиной.
— Ты выполнила свой долг, дорогая, и теперь можешь как следует отдохнуть и повеселиться. Ну а через год настанет пора подумать о маленьком братишке или сестренке для нашего прелестного Огастеса.
Рождение первенца наделило Каролину какой-то необыкновенной способностью радоваться, ибо она с невиданным энтузиазмом окунулась в водоворот светских развлечений.
Теперь молодая чета Лэм неизменно появлялась на всех лондонских вечерах и приемах, и Каро снова, как и в детстве, казалось, что время течет слишком быстро, чтобы успеть насладиться этим нескончаемым праздником жизни.
Она была любящей и заботливой матерью, но ребенок находился на попечении целой свиты нянек и кормилиц, и правила хорошего тона предписывали ей только с гордостью демонстрировать дитя знакомым, нежно ворковать и греметь над ним погремушкой.
Все остальное время она целиком посвящала Уильяму. Они вместе читали, разговаривали, ездили в оперу, в театр, играли в карты, принимали участие в домашних спектаклях и чувствовали себя абсолютно счастливыми.
Фанни вела гораздо более скромный образ жизни, по-прежнему посвящая большую часть своего времени занятиям с книгами. Она довольно часто виделась с Каролиной, но последнее время стала ловить себя на мысли, что ощущает себя зрителем, со стороны наблюдающим за пышной карнавальной процессией.
Дорогие шелковые платья, прекрасные меха, сверкающие бриллианты, целая армия лакеев в алых ливреях, домашние спектакли, в которых Каро неизменно играла исключительно главные роли, ее портреты, принадлежащие кисти самых модных лондонских художников, — все это в глазах Фанни походило на яркую иллюстрацию к детской сказке.
Каро и Уильям жили в своем собственном замкнутом Мире, для Фанни он казался окутанным розовой дымкой, сквозь которую ей мало что удавалось разглядеть.
Таким же сторонним наблюдателем чувствовала себя и леди Мельбурн. Поначалу удовлетворенная удачной женитьбой сына, через некоторое время она снова стала испытывать приступы ревности — Уильям больше не приходил к ней, как прежде, за советом и, казалось, был полностью поглощен молодой женой.
