— Почему же она мне не напишет?
— Я не знаю, возможно, она не хочет тебя беспокоить.
Каролине было свойственно все преувеличивать, но, похоже, сейчас она говорила чистую правду. Фанни задумалась. Теперь она редко виделась с герцогиней; в последний раз, когда это было, тетя Джорджи действительно выглядела неважно: апатичная, бледная, со впалыми щеками и нездоровым, лихорадочным блеском в глазах.
— Я еду к ней немедленно, — сказала Фанни, — вот только соберу свои вещи.
Каро с облегчением вздохнула:
— Я знала, что ты не откажешь. За последнее время мы с тобой немного отдалились друг от друга, и иногда ты казалась мне такой… холодной, но я знала, что ты по-прежнему любишь меня, и тетю Джорджи, и нас всех…
— Кого же мне еще любить, как не вас? Я обязана вам всем, что у меня есть!
Каро обняла Фанни и зарыдала:
— А я так счастлива… так счастлива… я ужасная эгоистка… все мои мысли заняты только Уильямом, я живу только ради него… А сейчас… сейчас я чувствую, что так нельзя… я не должна…
— Успокойся, ты ни в чем не виновата и все делаешь правильно. Представь, как радуется твоя мама, когда видит тебя счастливой… Подожди меня здесь, Каро. Я постараюсь собраться как можно быстрее.
В огромной спальне Джорджианы горело множество свечей. Одна из служанок шепотом сказала Фанни, что герцогиня настаивает на том, чтобы свечи горели и днем, и ночью — с некоторых пор она совершенно не выносит темноты.
— Доктора прописали ей настойку опия, чтобы хоть немного облегчить эти ужасные боли, но она соглашается принять лекарство только тогда, когда окончательно выбивается из сил, — добавила служанка.
Фанни присела на краешек постели. Она была потрясена изменениями, которые произошли за время ее отсутствия в облике Джорджианы, но герцогиня, по-видимому, предпринимала героические усилия, чтобы скрыть разрушительные последствия болезни. На ее лице лежал толстый слой пудры и румян, а плечи окутывала шикарная меховая накидка. Некогда изумительные золотистые локоны были убраны в кружевную сетку, призванную скрыть их безжизненный и потускневший цвет.
Прекрасные глаза на ее исхудавшем лице выглядели огромными, а когда Джорджиана взяла Фанни за руку, девушка почувствовала, как горяча ее ладонь.
— Каро такая своевольная, — сказала герцогиня. — Дитя мое, я так рада, что ты приехала, но я запретила ей привозить тебя ко мне… к моему смертному ложу… Я хотела написать тебе, но на это требуется слишком много сил… Конечно, я бы справилась или попросила Риетту написать за меня… Наверное, было бы лучше, если бы ты узнала обо всем после… потому что ты никогда не должна была этого знать… но… я должна… должна облегчить душу… должна…
