Она сама была сиротой и, выходя замуж в двадцать лет, имела за собой ничтожное приданое. Безусловно, Франсуа Валери был для нее выгодной партией; кроме того, он покорил ее сердце привлекательной внешностью и мягким, добрым нравом.
Но даже будучи двадцатилетней девушкой, она уже осознавала, какое тяжкое бремя накладывает на ее плечи это замужество. Она никогда не жаловалась и старалась открыто не ревновать мужа к Фанни. Даже тогда, когда на свет появились их собственные дети, она проявляла настоящие чудеса терпения, изо дня в день становясь свидетелем проявлений горячей любви Франсуа к чужому ребенку.
Но с тех пор, как скончался Франсуа, она больше не видела веских причин портить себе жизнь.
— Мой муж, — проговорила она, — оставил кое-какие сбережения для девочки. Он считал это своим долгом. Этих денег должно хватить на ее образование и на жизнь, по крайней мере, до тех пор, пока она не вырастет. Но… ответственность…
— Естественно, наша семья возьмет всю ответственность за судьбу девочки на себя, — прервала ее леди Бесборо. — Мы готовы были взять ее с момента рождения, если бы ваш покойный муж и его родители не настояли на том, что Фанни должна остаться во Франции.
Мадам Валери вздохнула с облегчением. Наконец-то она услышала то, чего так ждала!
— Так вы… возьмете ее? — прямо спросила она, чтобы окончательно удостовериться в ответе.
Леди Бесборо подняла на гостью свои прекрасные глаза. На этот раз она не отводила взгляда, а смотрела мадам Валери прямо в лицо.
— Так вы за этим привезли сюда девочку? И написали письмо моей сестре?
— Этого захотел мой жених…
Неожиданный вопрос моментально лишил мадам самообладания, и она замялась, с трудом подбирая слова.
Генриетта Бесборо мягко сказала:
— Вы уверены, что поступаете правильно? Хотя… Нет, нет, конечно, вы приняли единственно верное решение. Во всяком случае, хорошо, что расставание с девочкой не слишком расстроит вас. Я думала, что эта разлука может причинить вам боль. Признаюсь, я боялась этого разговора, но все оказалось намного проще, чем я думала, — и я искренне благодарна вам за это.
Мадам Валери, почувствовав в словах леди Бесборо завуалированное осуждение, густо покраснела:
— Приходится поступаться своими собственными чувствами, когда на карту поставлена судьба ребенка.
— Благородные слова, мадам, которыми можно только восхищаться.
Леди Бесборо не особенно пыталась скрыть свою неискренность, но мадам Валери пропустила ее слова мимо ушей — когда главная цель достигнута, можно позволить себе быть снисходительной.
