Покрывало упало.
– Кто так бросил?
Ревекка оглушительно заревела…
Великан, кормивший огонь, испуганно обернулся. Вся степенность слетела, как пух. Ледяным сквозняком отцовской тревоги обдало Иохима:
– Она не заболела?!!!
Мария с улыбкой покачала головой: – Она просит защиты… она испугалась… не ворчи при ней так грозно, мой любимый Иохим…
Мария, отвернувшись от очага, приоткрыла Ревекке лицо и склонилась над ней. И обволокла её своей любовью, своим сиянием, и дала ей смуглую, с вишнёвым соском, набухшую грудь. И не ведая, что за сияние так надёжно обволокло её, Ревекка приняла его, как самою себя… …ей уже не было дела до того великана. Давясь, торопливо вглатывала она молочный сок своей жизни, жадно требуя всю его силу, его тёплую густоту, не понимая, откуда течёт и, принимая всё без остатка…
Молодой суконщик с достоинством отвернулся. Не пристало мужчинам влезать в женские заботы.
Прилипнув к обрыву, ящер захлопнул пасть. Он посмотрел назад, и в щелевидном его зрачке, схожим с наконечником, отразилось заходящее солнце. Не мигая, он наблюдал, как прямо в него несётся громадный метеорит, чьи размеры стремительно вырастали, отражённые в наконечнике. Ещё миг, и зрачок переполнило, заслонив оранжевый шар.
Камень расплющил ящерку над головой Ревекки. На холщёвый мешок брызнуло зелёной и жёлтой слизью, ошметками голубоватой кожицы. Всю стайку ящерок испуганным веером снесло со стены. Толпа, качнувшись, выдохнула и поддалась вперёд…
… и взревела!
И снова засновали меж достойными сынами Израиля дружелюбные, тёмные , с ласковым шёпотом, с вкрадчивыми советами…
Вот один из тёмных подскользнул к долговязому, с ухоженной бородой, нерешительно приподнявшего руку, мягко подправил локоть, зашептал на ухо, засочился горячей обидой:
– Красивая, да? Представь, что ТЫ ласкаешь её, а не эта мокрица… – пренебрежительно ткнул в Цадока, упавшего на колени…
Тёмный хихикнул, – у которой течёт только из носа… Знаешь, как он слюнявил её? И ничего не мог, НИЧЕГО!!!
Долговязый жадно прислушиваясь, стал примериваться более тщательно… и кивал, кивал… а тёмный делился, нашёптывал, насквозь пропитанный соучастием…
– …Знаешь, как тосковала она? Как алчна была до соития, как раскалялось лоно её, пока рядом храпел этот облезлый пёс… и ничего! И никто!! И никому!!! А ты достоин, ты славный, ты чтишь Закон… а тебе не досталась! Чужой загрёб её сладость, ночной похотливый вор! Не ты, не ТЫ… убей её, УБЕЙ!!!
