Все эти детали послевоенной жизни Канаичева я узнал из установки, которую срочно сделал для меня Седьмой отдел нашего управления. В областной газете «Нефтегорский рабочий» у меня был приятель – лихой репортер Яша Бергер. В последний день апреля, вечером мы с Яшей купили бутылку водки, пару бутылок пива, кое-какую закусь и отправились прямиком в дом Ивана Канаичева.
Конечно, пришлось представиться и предъявить ему удостоверения. Само собой, Иван не выразил радости по поводу нашего неожиданного появления, однако в дом пригласил и за стол усадил для беседы. Когда же я разложил перед ним изъятые из дела желтые листки партизанских характеристик, хмурое с крупными чертами лицо Ивана, будто вырубленное из серого камня, сначала посветлело, потом просияло.
– Сохранили! Вот же она, подпись Федора Бутенко, командира нашего! Все доподлинное. Ой, спасибо вам, ребята, спасибо!
Я не стал разъяснять ему, что листочки эти КГБ хранил лишь только потому, что он – бывший власовец. Мы выпили за знакомство, потом я спросил, почему Федор Бутенко заканчивал все характеристики одной и той же странноватой фразой: «Своими руками уничтожил столько-то фашистских гадов». В общей сложности выходило, что Канаичев порешил пятьдесят два гада.
– Почему он писал «своими руками», а не просто «уничтожил»?
Иван снисходительно улыбнулся.
– Они мне поверили после того, как увидели меня в деле, и стали в разведку посылать и отпускать вроде как на вольную охоту. Я приносил командиру солдатские книжки и оружие, а он вел учет. Аккуратнейший был человек. До войны бухгалтером работал. Я нападал на одиноких немцев, которые отбились от войсковых колонн, или на часовых по ночам. Разбивал им головы о срубы изб, душил их, шейные позвонки ломал.
Тут Иван поднял над столом свои огромные лапы и показал, как повертывал голову фашистского гада на сто восемьдесят градусов.
– А то у меня еще ломик был. Так я этим ломиком немца оглаушу по каске, потом, словно таракана, пришпандолю его к земле и гляжу, как он подыхает. Гляжу и думаю: «Пей, русская земля, вражью кровь. Пей, родимая, набирайся силы».
Честно сказать, у меня от Ивановой исповеди стало жутковато на душе, и я подумал, что человек, который не прошел через войну и плен, вряд ли понял бы его. В то же время мне на ум пришла мысль, что если бы каждый наш солдат уничтожил столько врагов, то война окончилась бы летом сорок первого.
– А тех немцев, которых я убил в боях, – продолжал Иван, – командир не считал. Как их сосчитаешь?
