— Очевидно, для капитана это не имеет ни малейшего значения, раз он ничего об этом не говорил. Не такой он человек, что станет этим кичиться, разве не так?
— Так, — убитым голосом ответила Луиза. — Конечно, так.
Все закружились в очередном танце. Когда Пьер вернулся к Луизе, Стефани тайком последовала за ним, чтобы посмотреть на неизвестную спутницу, пробудившую в ней такую болезненную ревность, но танцующие пары скрыли его из виду. Женский голос у нее за спиной спрашивал, кто эта дама в платье из розового тюля. Ответ последовал незамедлительно:
— Мадам Уорт, жена портного из «Мезон Гажелен».
— А как вы думаете, он смог бы сшить такое платье? — Это было сказано с жадным любопытством.
— Она всегда носит только то, что он придумывает. — В ответе слышалась зависть.
— Как интересно. — Последовала задумчивая пауза. — Эти анютины глазки смотрятся просто великолепно.
Выведенная из уныния Стефани посмотрела на пролетавшую в танце мадам Уорт. Да, несомненно, по сравнению с необычайной простотой этого красивого наряда все остальные в своих пышных платьях выглядят нелепо. Даже императрица.
Императрица, как всегда, уехала в полночь, к большому облегчению Уорта. Как ни хорош был праздник, с него достаточно. Он распрощался с друзьями и, полный мыслей о новом рабочем дне, отбыл вместе с Мари, не преминувшей снять с себя анютины глазки сразу же, как только они уселись и экипаж. Уорт сел напротив, скрестил ноги, надвинул шляпу на глаза и сразу задремал.
Пьер, который вез Луизу через город в совершенно другом направлении, объяснял то, что, по ее мнению, должен был объяснить уже давно.
— Я должен был тебе рассказать, что моя семья познакомилась с императором и с его матерью, королевой Гортензией, еще задолго до моего рождения. Годы спустя, находясь в ссылке в Англии, принц оказал честь моим родителям, став моим крестным. Ты, наверное, удивлена, почему я говорю об этом только сейчас, но мне не хотелось тебя напрасно тревожить. Теперь ты уже достаточно хорошо меня знаешь и должна понимать, в прошлом это были лишь семейные дела, но сейчас, когда Луи Наполеон стал императором, они обрели особое значение, которого ни он, ни мои родители не могли тогда предвидеть. Разумеется, я пользуюсь определенными привилегиями, но во всем остальном моя жизнь ничем не отличается от жизни любого другого кирасира, который служит в Тюильри. Больше мне рассказывать нечего, теперь ты знаешь обо мне все. — И добавил со смехом: — Или хочешь выслушать всю историю заново? Про моих шестерых сестер? Про мое детство? И про моих лошадей? И про то, как я учился в военной школе?
