— Мы всегда будем вместе, — обещал он, целуя ее. — Ничто в мире не встанет между нами, и ты не успеешь глазом моргнуть, как мы объявим всему свету, что ты — моя и всегда будешь только моей, до нашего последнего вздоха.
Да, конечно, Пьер с самого начала, с самой их первой встречи знал, что она — его единственная, и необъятная будущность виделась ему только рядом с ней, ее образ стал неотъемлемой частью его жизни. Сила его любви пробудила в нем стремление оберегать и защищать ее с самоотдачей, какой он никогда в себе прежде не ощущал. Он открылся ей и в этом, и во многом другом.
Ей с трудом удалось уговорить его уйти до прихода Катрин. На пороге он задержался и прижал ее к себе.
— Пройдет еще несколько дней, прежде чем мы снова увидимся, — сказал он, вздохнув. Еще никогда служба не казалась такой рутинной, он с отвращением думал о том, сколько времени потратит во дворце, вместо того, чтобы быть с ней. — Ну скажи, что я могу остаться еще хоть ненадолго.
— Ты должен идти, — нежно ответила она.
Но он все же задержался еще на несколько минут, прежде чем окончательно распрощаться.
Пьер был сильно удивлен, когда на следующий день в офицерской столовой ему со всеми церемониями вручили за тот вечер приз победителя, после чего он должен был угостить всех шампанским и коньяком. Он позабыл об этом, взяв другой, неизмеримо более ценный приз.
У себя в спальне Мари в совершенном смятении рассматривала свое отражение в наклонном псише.[1] Они с Уортом должны были ехать на Алльский бал, который должен состояться в честь императрицы и ее двора — одно из бессчетных празднеств, организованных Тюильри, — и он придумал для нее невиданное платье. Оно сшито из розового тюля на широченном кринолине, отделанное пурпурными лентами. И оно ей ненавистно. Вся ее скромная застенчивая натура восставала против него. Это платье походило на те, которые она страшилась надевать больше всего, зная, что все будут охать, глазеть и без конца перешептываться. Для Мари не имело ни малейшего значения, что добрая половина женщин обзавидуется, рассматривая ее наряд, в то время как другая половина будет хихикать у нее за спиной. Ну почему он вечно заставляет ее надевать что-то абсолютно новое и ни на что не похожее, куда бы они ни отправились? В магазине ей приходилось демонстрировать наряды, которые понравились и подошли бы другим женщинам, но не ей — в них она чувствовала себя марионеткой. И иногда она со страхом думала, что однажды на каком-нибудь грандиозном празднике, под пристальным взглядом тысяч оценивающих и презрительных взглядов, ей станет дурно, и она замертво упадет на пол.
