Падсінена гара аблок
Вясёлай песняй крыгалому.
Мне чытае вершы Блок,
Забыўшыся на час і стому.
.......................................
Трывожыць сэрца мне штодня
Усмешка, спеў ягоны, гора,
І ноч бяссонных глыбіня,
І за спіной каменны горад.
Праз Боблава, як скончыць ён,
Дарогі вытчацца аснова,
Дзе зліты ў вечны перазвон
Час і Душа, Душа і Слова.
Как осмыслить человека во времени и пространстве со всем счастьем и трагизмом краткости человеческой жизни в сравнении с вечностью? Поэт не может не стремиться в космос человека, как и человечество не может не стремиться постичь звездный Космос. Чего бы это стремление ни стоило.
Вось так узгараецца слова:
Паблізу. Сардэчна. Здаля.
Мы будзем з табою часова —
Праменьчык,
Іскрынка,
Ралля.
Спяшаемся часта дарэмна.
Марудзім на пошасць і зло.
Мы будзем з табою ўзаемна —
Каліна,
Слязіна,
Святло.
Глядзі, як заранка трапеча
Над шапкай зялёнай галля!
Мы будзем з табою навечна —
Карэньчык,
Каменьчык,
Зямля.
Таким вот знаковым стихотворением оканчивается томик избранного Евгении Янищиц, еще прижизненный, подытоживший сделанное в поэзии за двадцать пять лет. Это было подытоживание сделанного, а не самой жизни.
В ту глухую пору листопада, говоря словами Бориса Пастернака, когда в небе последних гусей косяки, Женя в конце дня забежала ко мне в кабинет в Доме литераторов. В хорошем настроении, вся стремительная, веселая. Пошутила, что я погряз в чиновнической работе. Предупредила, что на днях пригласит к себе, что в компании друзей отметим ее прошедший сороковой день рождения, и посмотрим ее новую квартиру на восьмом этаже в элитном доме, с которой открывается прекрасный вид на Свислочь. И стремительно, взвихренно исчезла из кабинета.
И в кошмарном сне мне не могло привидеться, что через пару дней в том же кабинете под приспешивающие звонки из ЦК буду писать некролог по ней, по Жене, по Евгении Янищиц:
Запамятай такою, як была,
Здзірала як нясцерпныя кляйноты.
Смяюцца вочы, поўныя святла.
А на губах — гарчавінка самоты.
Но через годы она вспоминается мне, прежде всего, с белыми листиками стихов, и то, как легко они слетают у нее с руки. В жизнь. В вечность. А сама она уже недостижимо высоко и далеко. И мне, земному человеку, доселе больно и будет больно оттого, что она там, а не здесь, на этой грешной и любимой земле.
Написанное остается жить
Теплая затяжная осень на прощание подарила солнечный, ласковый день, не последний ли перед грядущими дождями, когда загуляют холодные ветра, которые отряхнут на землю отяжелевшую листву. И от былой осенней красоты останутся только набухшие влагой ветви, густой сделается зелень сосняка и сумрачными станут ели.
