Я памру, ды не буду па іхняму каркаць.
......................................................
Мама, сею не жыта я, сею не лён,
Але з жыта і лёну я словы складаю.
І калі ўглядаюся ў парасткі дзён —
Чую крокі твае. І свае вывяраю.
Поэтесса, конечно же, продолжает писать лирику человеческих чувств, с естественным желанием счастья и радости в обыденной человеческой жизни, в гармонии с вечной красотой природы, которую чувствовала тонко и писать о которой умела:
Цяплейшых промняў сонечныя стужкі
Ужо ў стажкі прыбрала сенажаць.
Вось сумна парассыпаліся птушкі,
І усе яны нанова празвіняць.
..............................................
Як глянь: бярозы свечкамі
Нязменлівым святлом —
Над перакатнай рэчкаю,
Над ціхім азярцом.
Наступает пора поэтической зрелости, обостряется чувство ответственности за написанное. Вот ее автографы на книгах, подаренных мне, свидетельствующие о взрослении, если можно так сказать, поэтессы: «Алесь, хай не мялеюць родныя берагі!» — легко, словно мимоходом. «Алесь, хай застаюцца кладкі сяброўства, а ўсё астатняе — ліха на яго! Хай творыцца!!!» — немного раздумчиво и даже установочно. А потом и название книги — «Пара любові і жалю». Книга отмечена Государственной премией БССР. Евгения Янищиц участвует в работе сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Но неудачно складывается ее личная жизнь. Поэтесса одна растит сына, постоянно много пишет, даже одержимо.
Временами она звонила мне: «Приходи, я хочу прочитать тебе новые стихи». Читала стихи она, устроившись с ногами на диване. Брала из стопки листок и после прочтения отпускала его с руки на ковер. И понемногу ковер устилался белыми листками. Я смотрел на нее и думал, что она теперь не в этой большой, немного сумрачной комнате, а где-то далеко и высоко, в только ей доступном мире поэзии, и не просто произносит слова, а дышит ими. Думалось, что такому одержимому человеку тяжело возвращаться с тех высот в повседневность жизни. Как это тяжело: соединить жажду творчества и жажду простого человеческого счастья, и возможно ли такое. А счастья хотелось, и, может, поэтому у нее с отчаянием вырывалось: «Почему меня никто не любит?» И на глаза набегали слезы. И тогда было все не мило. Но она умела гасить прилюдно прорвавшееся чувство, рукой словно смахивала его с лица, прятала за сигаретным дымком заплаканные глаза и пыталась улыбнуться. Что поделаешь, если небо с тобой делится секретами и сам Блок читает тебе свои стихи?
