Курчавый, широкоплечий парень разглядывал меню. Рядом, держа его под руку, стояла женщина — наверное, жена. А какой‑то высокий тип в морском бушлате двумя пальцами лез женщине в кармашек жакета.
Видно, в кармашке ничего не было. Малый в бушлате зашел с другой стороны и полез в сумку. Женщина подвинулась к стойке. Парень в бушлате тоже. Тогда она сказала:
— Как вам не стыдно! Я же все вижу.
— А чего ты видишь? — спросил тот.
— Вижу, как вы лезете мне в сумку.
— Что–о-о? — грозно выпячивая грудь, протянул малый в бушлате.
Муж женщины встал между ними:
— Ты чего? Люди поесть зашли, а ты по карманам?
Но тут оказалось, что вор не один. Какой‑то горбоносый в белой рубахе встал с ним рядом. Сидевший на подоконнике мальчишка лет пятнадцати — вертля–вый, с наглой физиономией — вразвалку подошел к буфету.
— А ты видел? Ты, морда, видел? Ты поймал?! — наседал малый в бушлате.
— Да с кем ты, Кабан, толкуешь? — крикнул горбоносый. — Бей в глаз, делай клоуна!
Женщина, белая как бумага, не выпуская рукав мужа, растерянно оглядывалась. Но откуда ждать помощи? Буфетчица убрала со стойки гири и отодвинула весы. Седой железнодорожник по–прежнему сидел за столиком, тяжело глядя вниз. Толстая баба, хлебавшая | в углу щи, положила ложку и с любопытством следила за происходящим. Но, случайно встретившись взглядом с горбоносым, мгновенно уткнулась в тарелку. Наверное, и у нас с Мишкой вид был не слишком решительный. Опустив руки, женщина беспомощно проговорила:
— Ох, ну что же это такое?.. Павел… Паша…
В этот момент вертлявый мальчишка, подойдя сбоку, неожиданно ударил ее мужа по лицу. Женщина вскрикнула. Муж совсем растерялся. Взгляд его не выражал ничего, кроме страха перед новым ударом.
Я подошел к Кабану и взял его за локоть.
— Ну, чего пристал к человеку? Что он тебе сделал?
Тот выпустил Павла и озадаченно повернулся ко мне. У него было красивое смуглое лицо, ровные, один к одному, зубы. Наверное, от неожиданности он заговорил на «вы»:
— Позвольте… одну минуточку… он же сказал, что я лез в карман. И за это я имею…
От Кабана несло водкой, но на ногах он держался крепко.
— Но ведь ты правда лез, — сказал я, — так что он прав.
Я старался кончить дело миром — мне было здорово не по себе в этой забегаловке на полутемной станции. Но, видно, мой миролюбивый тон испортил все дело. Не успел я отойти к Мишке, как Кабан деликатно взял меня за рукав:
— Одну минуточку!
Я спросил:
— В чем дело?
— Давайте выйдем…
Мы вышли — Мишка, я и трое блатных. Павел тоже хотел выйти, но жена повисла у него на руке:
