— Находя для них смягчающие обстоятельства, вы выставляете Дэвида в плохом свете. Он никогда не прикасался к наркотикам, никогда ими не торговал.
Розарио упрекала меня в том, что я компрометирую Дэвида, который в этом деле был самой невинностью. Она не ошибалась: чтобы спасти его от самого страшного, я хотела хоть чем-то пожертвовать. Разве сомнения в его невинности мешали вере в его невиновность? Я балансировала между Мартой, которая не верила в невиновность, и Розарио, не верящей в его вину. Ведь если Дэвид был виноват в том, что дал парням наркотики, то, может быть, он тем самым и спровоцировал ужасную смерть Кэндис?
Возможно, Розарио догадалась о моих тайных подозрениях в виновности Дэвида. В тюрьме «Гринливз» я видела перед собой не невинного, а осужденного. И я помнила, как глубоко огорчился Дэвид, когда я рассказала ему о своих великих принципах. Вначале мне было неважно, был или не был он виноват, какова природа преступления, которое ему приписывали. Я помню, как он сказал, что если бы был виноват, то не сражался бы так за свою свободу. Любое решение казалось ему лучшим, нежели пожизненное заключение. Пусть лучше будет смертная казнь. Он даже думал обрести свободу путем самоубийства и процитировал мне фрагмент стихотворения Уитмена, кажется, о потоках крови, которые уносят туда, где царит настоящий мир.
Имею ли я право отталкиваться от первого впечатления и утверждать, что Дэвид раньше не отрицал смертную казнь? Он стал аболиционистом лишь в конце процесса, навязанного ему судьей Эдвардом, в конце состязания, когда запросил психиатрическую экспертизу и когда все другие средства были уже исчерпаны. Его протесты против смертной казни были вызваны тем чувством, что он, скорее, европеец, нежели американец. Француз по происхождению, он требовал суда по французским законам. Он знал о высказываниях европейских политиков, требовавших моратория на смертную казнь. Он цитировал мне имена, речи, даты, о которых я ничего не слышала.
Я укоряла себя за мысли о том, что позиция Дэвида против смертной казни была лишь маневром. Но он сам мне рассказывал, как ужасно наблюдать, когда осужденного ведут на казнь. Каждый приговоренный обязан присутствовать при последних часах других приговоренных. Сколько таких можно повидать за шесть, семь или девять лет, проведенных в камере смертников, как в случае с Дэвидом? А какая в этот день царит суматоха: визиты врача, адвокатов, официальных лиц, священников, смена охраны, прибытие палача… Заключенные сходят с ума, они лают и воют, как бешеные животные за решеткой, чтобы не слушать, не видеть, не чувствовать. А затем, когда по коридору ведут мертвого человека, умершего еще до наступления смерти, идущего на смерть, в камерах сразу наступает тишина. Сколько раз он был свидетелем этих страшных мгновений?
