Специальностью супругов Церетели были мошенничества со страховкой. Они приезжали то в один, то в другой из больших городов России, обставляли себе там квартиру, причем и мебель, и все прочее покупали задешево на аукционах и у старьевщиков, а затем дорого страховали. К несчастью, все их квартиры через некоторое время сгорали, и, вероятно, жертвой пожара порой становились и жилища соседей. На первых порах дело у них шло великолепно; но, в конечном счете, сломил кувшин себе голову, мошенничество раскрылось, и дело их лопнуло.
Сначала Церетели и мне пришелся весьма по душе. Он оказался недюжинным обойщиком. Благодаря ему мои довольно-таки унылые, холодные комнаты скоро превратились в очень уютную квартирку; из старого хлама, найденного на чердаке и на разных складах и отремонтированного столярами, получилась вполне приличная мебель, полы были покрашены, окна украсились занавесками, появилась и красивая тахта, застланная шкурами ангорских коз и шелком, привезенным мною из Кяхты.
Доверие мое к Церетели росло, и спустя неделю-другую, отправляясь в инспекционную поездку, я передал ему ключи от погреба, где в ящиках хранились винные и водочные запасы Потулова. Мы поштучно пересчитали не только ящики, но и бутылки.
Вернувшись, я узнал, что все это время Церетели ни дня не был трезв — так он пьянствовал. Несколько раз его навещала жена, и оба очень веселились. Я произвел в погребе ревизию и обнаружил недостачу шестнадцати бутылок шампанского и целого ящика смирновской «Очищенной». Церетели был совершенно подавлен, умолял простить его, ведь неверность жены так истерзала ему сердце, что он искал забвения в вине. Во всем-де виноват только полковник Ма-ков. Претензий к последнему я иметь не мог и потому велел всыпать Церетели пятьдесят розог и водворить обратно в тюрьму.
Кучер Самсон
Мой кучер Самсон — кубанский казак, красивый, крепкий мужчина с легкой проседью в волосах, высокий, гибкий, с серыми глазами, в которых сквозила детская душа, — был приговорен к каторжным работам за кровную месть. Станица его располагалась на персидской границе, где постоянно случались разбойные набеги то с одной, то с другой стороны — угоняли скот, коней, уводили женщин. Брат его и отец пали жертвами кровной мести. Из всей родни уцелел он один и потому считал делом чести отомстить за своих. Ему повезло: на ярмарке в российской области он встретил одного из своих кровников и заколол его кинжалом. Поскольку все произошло открыто, при свидетелях, Самсона взяли под стражу, отдали под суд и приговорили к шести годам каторги, три года из них он уже отсидел. Взял я его из вольной команды по рекомендации начальника тюрьмы, который успел опробовать его при лошадях. Я поселил Самсона в своем доме и поручил его заботам тройку превосходных лошадей забайкальской бурятской породы (прежде их использовал Потулов), а также экипажи и упряжь. Самсон оказался прекрасным человеком и отличным конюхом, но, увы, в кучерском деле, запряжке и экипажах ничего не понимал, зато наездник был хоть куда. В иных ситуациях он действовал по-особенному: чувствуя, что лошади вот-вот понесут, бросал козлы и, вольтижируя по крупу коренника, садился на него верхом и уже оттуда усмирял всю тройку. Когда позднее я купил себе у казачьего офицера верховую лошадь, красивого гнедого жеребца, выращенного на одном из западносибирских конезаводов, Самсон был счастлив и полюбил коня как родного брата.
