— Это действительно так.
Она повернулась поприветствовать двух пришедших гостей, и он смог оглядеться. Мебель была выдержана в современном стиле, и в комнатах ничего не нарушало гармонии. Каждая люстра, каждая ваза были подобраны поистине с тонким вкусом. Направо из салона был выход в зимний сад, слева располагалась игровая комната. Все в этой квартире производило впечатление холодной роскоши, как при дворе. И это означало, кроме всего прочего, что приглашения сюда получал довольно узкий круг лиц. В этот вечер почти никто не прикасался к предложенным на серебряных подносах канапе и пирожным.
В числе гостей были Роза и генерал фон Цедлитц, пехотный полковник с супругой и несколько субалтерн-офицеров. Позднее появился еще один гвардейский майор, который тут же вступил в интенсивную беседу с Годенхаузеном в зимнем саду.
Около восьми, когда полковник с супругой уже собирались уходить, ординарец Годенхаузена объявил о прибытии городского коменданта Берлина, генерала Куно фон Мольтке. С красными от морозного ветра щеками и носом, генерал появился с видом изможденного путника.
— Мне ужасно неприятно, что я так задержался, — воскликнул он и обнял хозяина дома. — Я должен был проводить Фили на вокзал. Он уехал в Территет.
Годенхаузен нахмурился.
— В Швейцарию?
— Верно.
— Почему Фили уехал? — спросил Годенхаузен. — Именно сейчас. Полагаете, это умно? — Судя по голосу, он заметно нервничал.
Повсюду в Берлине статья Хардена была на устах — только у Годенхаузенов о ней не упоминали. Николас отнес это на присутствие дам. Собственно, одна Роза фон Цедлитц с ее шляпкой с пером и длинными перчатками, которые она не снимала, даже когда пила чай, была уже ходячим предупреждением: «Разговоры о неприличных вещах запрещены».
— Он считает, что ему ничего другого не остается, — сказал Мольтке.
— Вы тоже так считаете? — спросил Годенхаузен.
Мольтке пожал плечами.
— Трудно сказать. Я, право, не знаю. Между отвратительными сплетнями и замаскированными намеками существует известная разница. Против дискредитации еще как-то можно защищаться, можно потребовать расследования, но против инсинуаций? Что тут можно расследовать? Фили, вероятно, думает: «Не надо будить спящую собаку».
Годенхаузен мрачно слушал. Николас спрашивал себя, почему нападки на таких людей, как Мольтке и Ойленбург, так его задевают. Ему вспомнились намеки молодого дипломата Шислера, когда они возвращались в Берлин от Годенхаузенов, о его приглашении в Новый дворец. Если между Мольтке и Ойленбургом действительно были «аномальные» отношения — имел ли и Годенхаузен к этому отношение? И что тогда это значит для Алексы?
