Михал Барецкий, редакция журнала «Политика», улица Слупецкая, Варшава, июнь 2011
Лично я жду не дождусь мгновения, когда отзвучат два гимна и на газоне Национального стадиона начнется инаугурационный матч Евро-2012. В редакции я уже много лет руковожу спортивным отделом, но такой ажиотаж наблюдаю в первый и, наверное, последний раз. Дополнительные и специальные выпуски, в том числе один на английском и один на немецком, а может, еще и на испанском будет, в общем, всестороннее освещение Чемпионата. Наконец-то, после всех этих олимпиад и футбольных мундиалей у «антиподов», хозяева — мы. И скажу вам откровенно (сегодня, похоже, об этом не стоит кричать на каждом углу): мне этот Стадион нравится, и я изо дня в день с радостью наблюдаю, как он растет, словно сам его поливаю. Поляку непременно надо поплакаться, всегда найдутся недовольные, критиканы: это не так и то не эдак. Феминистки уже назвали его символом мужского доминирования над городом, ведущий Замойский талдычит по радио о деньгах, которые лучше бы отдали больницам, в одной передаче осуждает и блокаду Газы, и защитников Романа Полански и в придачу смешивает с грязью Стадион и Чемпионат. Это наглость, но, как говаривал товарищ Гомулка, собака лает, караван идет: первый раз в жизни наш караван — красивый, спокойный и современный! Я немного играю на акциях, даже в кризис устоял, и из здания биржи, с последнего этажа — вы еще молоды, небось не знаете, что это было здание ЦК партии? — наблюдаю за тем, как продвигается строительство на том берегу Вислы. В пятницу я удачно продал акции ПКО[44], а Стадион — так, на глазок — подрос на полметра. Поди пойми эту историю, поди пойми ее логику: в детстве я приезжал сюда к отцу, пообедать в столовой ЦК, Грохов с последнего этажа напоминал деревню, а сейчас взгляните — самый настоящий город, а Стадион, который тогда отсюда было почти не разглядеть, сегодня триумфально венчает картину.
Ян «Джо» Рабенда, винный бар «Юнг & Лекер», улица Эмилии Плятер, Варшава, июль 2011
Сажусь за столик в самом углу, прячусь за ноутбуком, порой накатывает сонливость, и я прикрываю глаза. На мгновение снова вижу нас на футбольном поле. Безветренно, небо неподвижное, все еще пасмурное, но вот-вот распогодится. Газон ровный, необязательно зеленый, столбики ворот с настоящими, хорошо натянутыми сетками зажигаются под первыми лучами солнца. Мы бегаем, пинаем мяч, я атакую с фланга, обхожу двоих, пасую в центр… или сам делаю финт… выбегаю на середину поля, пасую кому-нибудь подоспевшему… возвращаюсь, на миг оказываюсь далеко от центра событий, отдыхаю, вижу деревья за беговой дорожкой… за ними бесконечная пустота, которой ничто не коснулось, в которую ничто не прорвалось, ни события, ни факты, ни история, Атлантида не затонула, младенцы уцелели, Варфоломеевская ночь не опустилась, Треблинки не было… Не знаю, сколько нам лет: десять, сорок, восемьдесят, а может, все это вместе, — мы стары и молоды, мяч возвращается, я секунду удерживаю его, он напоминает теплую верную дворнягу, и подаю дальше, Ваве, мы с Грачом мчимся в штрафную площадку, чтобы попытаться принять пас на голову, до перерыва далеко и столько еще впереди, получаю отличный пас, удар с лету, вратарь — а может, это тоже я — с трудом отбивает… Хорошо, все хорошо, и ничего больше… Не пейте, юноша, залпом, это же рислинг, черт возьми, а не лимонад.
