А в делянке — хоть зашейся…
Телогрейки, ишь, хрустят!
Здесь не город, не бульвар.
Просека. Лесоповал.
В самых Мазурских болотах,
где и леший не бывал.
Ну куда мне их, куда?..
В кочках хлюпала вода.
Подымалось редколесье —
ни тропинки, ни следа.
Как на линию огня,
вывел он вперед меня.
И топор ударил в комель,
синим лезвием звеня.
— Ну–ко, что вы за народ —
пусть работа разберет…
Сел и палит самокрутку,
усмехаясь наперед.
— Друг… гляди не подведи, —
буркнул кто‑то позади.
Сердце прыгнуло под горло.
Воздух кончился в груди.
Шли минуты… Как сквозь сон,
мне кричали: — Ну, силен!
Вот уже стою, шатаясь,
злою радостью спален.
Словно вынес первый бой
с беспорядочной пальбой…
— Берегись! — и мшистый комель
пронесло над головой.
Оглянулись: бригадир
по делянке уходил.
Спину в ватнике сутулил,
самокруткою чадил.
Тормознул попутный МАЗ.
У парнишки точный глаз:
кто такие и откуда —
знает все шофер о нас.
— Лесорубы? Погоди:
за «Спидолами», поди?
Были утречком в раймаге,
взял для бабы… Вот, гляди.
— Ну, а много завезли?
Мы б с утра, да не могли
по ночному лезть в болото.
Черт те ж где, конец земли!
-— Что ж, поспеем… — подмигнул.
МАЗ присел — и так рванул,
что тайга слилась в полоску
и плясал в распадках гул.
…А в раймаге тишь да гладь.
Все успели разобрать.
Лишь картонные коробки
с указаньем: «Не бросать!»
Не бросать так не бросать!
Книгу жалоб исписать?
Мы в обратную дорогу
поплелись голосовать.
— Ну, прощай, шофер… — Постой…
Коли так — возьмите мой.
Да берите! Вам для дела:
знаю, как в тайге зимой.
Денег наших не считал,
хлопнул дверцей и пропал.
…Стоп–сигнал мигнул на тракте,
словно камешек опал.
Сходни гнуты, ветер крут,
захлестнет волна шкафут
[1] —
ну, тобольская погодка!
Брезентухи не спасут.
На зубах скрипит цемент.
Дождь сорвался — и в момент
наши робы как из камня,
хоть тащи на постамент.
Часть верхней палубы судна.
Эх, мешочки в пять пудов,
в вас цемент для городов
с голубыми площадями
в окружении садов!
Перемерзнем — не беда.
Но запомним навсегда,
сколько весят те, из песен,
голубые города.
Как прилежный ученик,
загружался стопкой книг,
шел на первое свиданье
через взлобок напрямик.
Галстук шею натирал.
Друг напутствия давал —
что сказать и как ответить.
Ни черта не понимал!
С папироской на губе
к леспромхозовской избе
я подваливал вразвалку
и стучался в дверь к тебе.
Рылся в книгах битый час,
слов исчерпывал запас,
но рубил: — В кино сегодня
пригласить позвольте вас?
Ах, какое шло кино
где‑то там, давным–давно!
Мы сидим окаменело.
В зале дымно и темно.
