Снег растает. Оттает паром.
Пронесется над соснами гром.
Дрогнут рельсы на 202–м
километре пути от Тюмени,
где мы быть молодыми умели.
Здесь палатку срывало в пургу
и, как птицу, несло на Сургут
над болотами, над бездорожьем.
Мы брели по колено в снегу,
понимая, что больше не можем,
и никто не сказал: — Не могу!..
Бригадир вспоминал про войну,
мол, бывал не в таких переделках.
Как комбат в перекрестном огне —
он живых окликал то и дело.
Матерился, зубами скрипел,
услыхав, как мы кашляем сухо.
Он бы песню под утро запел,
да не мог за отсутствием слуха.
…Нас зимовье пустое спасло.
Были спички, и спирт, и солярка.
Он кричал: — Веселее, салаги!
Недолет… Мне опять повезло…
Пили спирт под столетний сухарь.
Пили тихо, сомкнувшись плечами.
И дощатые нары качались.
И с поленьев сочился янтарь.
