В этот раз, убедившись, что спиртного в доме не осталось, он выложил перед Сгущёнкиным три тысячи рублей и, не нарушая традиции, молча удалился.
Сгущёнкин быстро смекнул, на что деньги, сунул их в карман. Он уже готов был выйти из квартиры, когда в колясочке зашевелился Толечка.
Совесть Сгущёнкина откашлялась и заявила о себе.
– Сейчас, сыночек, сейчас, – приговаривал Сгущёнкин наспех переодевая сына для прогулки.
– Папочка с тобой погуляет, папочка тебя любит.
Руки тряслись, внутри что-то дрожало… Оно торопило Сгущёнкина, так торопило, что он боялся, чертыхнувшись, бросить сына «наполовину-одетым-в-люльке» и побежать по «делу», убеждая себя в том, что сначала «ДЕЛО», а потом они спокойно погуляют.
Соблазн отложить прогулку «на потом» томил, но Сгущёнкин ему не поддался. Он торопился, путался, и, наконец, вылетел на улицу тяжело дыша, сверкая глазами и толкая вперёд неповоротливую коляску.
Ларёк с алкоголем соседствовал с ларьком цветов. Сгущёнкин на скорости вылетел из-за угла, лихо вошёл в поворот и припарковал коляску у крылечка.
Навстречу Сгущёнкину шла женщина, которая в испуге от него отскочила.
Сгущёнкин нажал педаль на коляске, чтобы не укатилась, и готов был взбежать по ступенькам, ведущим к вожделенным бутылям на полках, но женщина, верно истолковав вид и намерения «папаши», сказала:
– Не стыдно Вам?
Сгущёнкин остановился, как вкопанный, и с лёту признался:
– Стыдно.
Ему правда было стыдно.
– Тогда зечем Вы так?
– Как? – Сгущёнкин заглянул в её строгие тёмные глаза. Она была печальна, и от неё пахло лилиями.
– Себя и ребёнка губите.
– Гублю, – покаялся Сгущёнкин.
– Остановитесь, пока не поздно.
– Хорошо… только завтра, сегодня не могу. Понимаете, тут такое дело, мне выдали деньги на…
– Сейчас! – потребовала она.
– Если Вы обещаете быть здесь завтра, – Сгущёнкин сказал это легко. Если бы он успел подумать, то застеснялся бы, расценил подобное предложение, как глупость, или наглость. Подумать он не успел.
Повисла пауза.
Как раз теперь Сгущёнкин и подумал, как нелепо и самонадеянно выглядели его слова.
– Хорошо, – неожиданно согласилась новая знакомая. – Завтра в это же время.
– Я буду! – выпалил Сгущёнкин.
– Трезвый, как стекло.
– Да!
Сгущёнкин вернулся домой и выложил перед сыном Анны Николаевны деньги.
– Хватит, – уверенно сказал Сгущёнкин (эта уверенность принадлежала не ему – незнакомке. Она так зарядила впечатлительного Сгущёнкина, что он транслировал эту уверенность сыну Анны Николаевны). На лице того мелькнули ярость, смятение и… смирение. Он отвёл глаза, вяло кивнул и, будто стесняясь, сгрёб деньги, смял в кулаке и ушёл в свою комнату.
