Но сначала был допрос. Утро началось с переклички. Удивительно, но за ночь никто не сбежал.
— Могилевский!
— Здесь.
— Бушма!
— Здесь.
— Котов!
— Здесь.
— Зальц… зальс…
— Здесь!
— Ну вот и славно. Давайте все на выход.
Нас снова отконвоировали в «Класс-Группу». Радист, похожий с утра на того же Челентано, но в роли Бинго-Бонго, проинструктировал нас, глядя поверх голов в пустоту:
— Ничего не говорите и не подписывайте! Волки дело шьют. Я этих бл**ей знаю.
Ни у кого из нас почему-то не возникло и тени сомнения, что Радист имеет серьезный опыт контактов с органами правопорядка. Он вообще вел себя с сотрудниками ОВД довольно своеобразно. Например, когда мы стали замерзать ночью в обезьяннике, Радист крикнул проходящему мимо толстому усатому дежурному:
— Слышь, кабан! А потеплее нельзя? Тут же просто мороз!
— Нельзя, — спокойно ответил дежурный. — Говорю же, окно разбито. Что я его чинить должен?
— Ну ты ж кабан! Мог бы и починить!
— А мне, — ухмыльнулся дежурный, — не холодно. Я ж кабан — сто двадцать кило сала вперемежку с дерьмом.
Короче, Радист общался с ними на одном языке.
В «Класс-Группе» (вот ведь название!) нас ждали следователи. Их было, по-моему, человек пять-шесть. Немного угрюмые, опрятные, поначалу даже вежливые. Нас рассадили за парты — по одному на каждого следователя. Ни разу в жизни меня не допрашивали как подозреваемого. Все, что я знал об этой процедуре, было почерпнуто мной из фильмов. В общем, я попал в кино.
— Так. Черников Артем Витальевич, — зачитывал дело молодой и грустный следователь. — Архитектор. Преподаватель. Неподчинение сотруднику полиции…
— Что? — спрашиваю. — Кому неподчинение?
Следователь посмотрел на меня удивленно:
— Вы знаете, в чем вас обвиняют?
— Нет, — говорю, — мне ничего не сказали! Продержали одиннадцать часов в камере, и ничего не объяснили. Это, между прочим, серьезное нарушение закона!
— Вас обвиняют по статье девятнадцать точка три пункт один Кодекса РФ об административных правонарушениях: «Неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции». Вот подпишите, пожалуйста, протокол.
— Не буду я ничего подписывать! — возмутился я. — Я не нарушал закон. И не оказывал неповиновения.
— Так! — неожиданно прокричал следователь. — Так у нас игра не пойдет!
— Для вас, — говорю, — это, может быть, и игра, а я закон не нарушал.
— То есть не будете подписывать? — спросил он спокойно.
— Нет. Все было не так, как записано в протоколе. Я могу рассказать о случившемся письменно.
