Я посмотрел в том направлении, куда он указывал, и отчетливо увидел огромные бледные, дрожащие полосы и языки пламени, поднимающегося прямо из океана. Они полыхали секунд десять или пятнадцать, и за это время я успел снять их.
К сожалению, на этой фотографии, как выяснилось потом, когда я начал проявлять негатив, не получился странный, неописуемый тускло-красный свет, озаривший в тот момент горизонт; тем не менее она хранится у меня как драгоценное напоминание о разновидности электрического явления, редко наблюдаемого даже теми, кому посчастливилось или не повезло столкнуться лицом к лицу с тропической бурей. Прежде чем продолжить рассказ, я напомню читателю, что эта странная молния не била вниз, а поднималась из океана.
После того как я сделал этот, последний, снимок, первый помощник уверенно заявил, что на нас с северо-востока надвигается страшная тропическая буря, и — раз в двадцатый за эту вахту — спустился вниз к барометру.
Вернувшись минут через десять, он сказал, что показания барометра не изменились, но он все равно зашел к старику и рассказал ему о вертикальной «стержневой» молнии; капитан же, узнав от него, что барометр не упал и не поднялся, ничуть не встревожился и лишь пообещал, что поднимется наверх. И он действительно вскоре появился на палубе, но судьба распорядилась так, что в ту минуту «стержневая» молния больше не сверкала и лишь за тучами на северо-востоке изредка поблескивали обычные вспышки, поэтому капитан снова удалился, велев позвать себя, если изменятся показания барометра или погода.
После восхода дневного светила погода переменилась, и с северо-востока медленно потянулись тучи, низко нависая и скользя по диску только что вставшего солнца, как-то странно и неестественно светившего. Оно и впрямь выглядело таким грозным и ощетинившимся, что ему вполне подходила строчка «И красное солнце, бородатое бурей». Показания барометра наконец изменились, сначала поднявшись немного, а затем вскоре упав на одну десятую. Первый помощник тотчас же бросился к шкиперу, и тот поспешно поднялся на палубу. Заявив, что не собирается упускать попутный ветер из-за бабских фантазий, он приказал убрать брам-стеньги на фок- и бизань-мачте — и все.
Вскоре ветер начал свежеть, но солнце по-прежнему оставалось оранжево-красным, да и цвет воды, казалось мне, предвещал «плохую погоду». Я сказал об этом первому помощнику, и тот утвердительно кивнул головой, но, поскольку рядом стоял капитан, не произнес ни слова.
